«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов
Шрифт:
ящик, приложил на марки немного мелочи и, проходя Лугу, сбросил в трубке с длинной трехцветной лентой.
Письма дошли по назначению!
Владимирский лагерь решили обойти стороной: оттуда, неровен час, какой-нибудь шут догадается
запалить — войска там много, и всегда может найтись любитель дешевых лавров. Около Луги мы имели 1400
м высоты. Я предложил сбавить чуть газ, машина не будет лезть вверх, скорость останется та же самая, а мы
будем иметь экономический ход.
первые законы «Муромца» — автоматическая устойчивость, как у «Вуазена»: сбавить газ — идет вниз,
прибавить — сам идет вверх, великолепно! Для перелетов есть экономический ход, а надо поторопиться —
можно добавить газу и прижать штурвал, не давая лезть вверх, вот и скорость увеличится.
Все шло прекрасно, но в районе Владимирского лагеря встречаем мы в воздухе на разных высотах
небольшие облачка типа «кумулюс», небольшие, кругленькие, и главное — много. Как только первое из них
оказалось под нами, аппарат вдруг как качнет, и пошла потеха: оказывается, они были связаны с сильными
потоками воздуха. И начало нас валять, качать, как пароход в море. То задирается кверху, то падает носом
вниз, то качнет направо, то налево, а то и все вместе — и вверх и налево и, наоборот, вниз и направо, вниз и
налево. Гимнастика управлением пошла вовсю, да еще когда штурвала не хватает, помогай ногой. Корабль
точно кряхтит, переваливаясь из стороны в сторону, а главное — иногда размахи столь велики, что дал все, а
он еще валится. Мелькает мысль — выровняется или нет? Но вот — нет, кренится медленнее, вот задержался,
вот пошел обратно — тут уже не зевай, быстро крути штурвал, отдавай все. Жутко было смотреть.
Панкратьев взмок, хоть выжми, и устал. Говорит: «Сменяй!», я говорю: «Алексей Васильевич,
боюсь!» Качнул головой, вертит дальше, только смотрю я — не то что побледнел, а какой-то серый весь
сделался. Ну, думаю, табак дело. Подхожу, говорю: «Слезай, сменяю». Выбрали спокойный момент,
сменились. Раз болтнуло — не совсем чисто, но справился, второй раз — справился. Эге! Не так это и
страшно, особенно с пилотского сиденья, сзади смотреть куда страшней! У Панкратьева при всей усталости
душа в пятки ушла. Надо отдать справедливость, что я видел потом качки, но такую встретил всего один раз.
(Там меня сменить отказались, и решил я садиться где попало, а доуправлялся До лиловых искр и кругов в
глазах. И думаю: вот еще момент — встану и уйду, да уж больно много у меня пассажиров было — пересилил
себя и сел.) Я даже немного расхрабрился и начал малость лавировать, обходить более крупные облака.
Наконец взмок и я.
Смотри — вон уже Псков виднеется, будем подходить, я тебя сменю, чтобы ты отдохнул и к посадке был
свежим!»
Сменились, сбавили высоту, но качает так же. Опять сменились. На Псков с озера находит клин
тумана, но между туманом и землей видно пространство. Мы уже бросили линию железной дороги и шли
прямо к городу; над городом расползалась мгла, захватывая шпиль самой высокой колокольни псковского
кремля. Повернул немного правее в поля, сбавил газ и пошел вниз. Вот серая грязь тумана, аппарат
врезывается в нее... момент — и я растерялся, сразу потеряв ориентировку: кругом молоко, забыл даже, с
которой стороны земля. Инстинктивно даю вниз и смотрю на указатель кренов — шарик дрожит, но стоит по-
середине, на индикаторы скорости — а они из себя лезут. Только собираюсь взять на себя, как Панкратьев
диким голосом орет: «Скорость, скорость!» Тяну на себя и вижу сквозь редеющий туман метрах на 150 внизу
поля. «Ну тебя к черту, — говорит, — давай я садиться буду, а ты ищи место для посадки».
И вот начинаем мы метрах на 100 делать круги над полями. На первом же кругу выбираю место, на
втором показываю его Панкратьеву и на третьем, снизившись окончательно и пройдя группу стреноженных
лошадей, командую: «Контакт!» Панкратьев взял на себя, и мы покатились по лужайке. Выскочили и первым
делом поздравили друг друга с благополучным прибытием. Весь перелет — 2ч 50 мин, 300 с небольшим
верст.
ПСКОВ
Осмотрели аппарат — все благополучно. Появились местные жители, но встали на почтительном
расстоянии; я без фуражки (свою потерял где-то в корабле, а в «пилотке» боялся быть принятым за немца)
пошел навстречу и стал завязывать отношения с ними. Место, где мы сели, называлось Запсковье. Крестьяне
осмелели и подошли ближе, когда же увидели в кают-компании портрет Государя и образ, то совсем
обрадовались — оказывается, конечно, приняли нас за немцев, и в нас даже кто-то стрелял из револьвера, пока
мы кружились, — кажется, бывший в отпуску жандарм.
Воспользовавшись тем, что пришло много народу, мы перекатили аппарат на другую сторону поля и
поставили на взлет, потом достали чурбаки и подставили их под полозья. Появились стражники, мы
попросили выставить охрану, а пока оставили Кулешова и Ушакова, поручив им, когда придет настоящая
охрана, искать нас в лучшей гостинице города. Плащи наши ушли на укрытие моторов.