Мушкетер
Шрифт:
Но однажды всему пришел конец – и монотонности гвардейской службы, и моим визитам. В первых числах апреля 1624 года я привычно навестил семейство Лакедемов и нашел Исаака весьма встревоженным. Мне неловко было спрашивать его о причинах. Тем более, что во время обеда, господин Лакедем всячески старался скрыть свое состояние, весело беседуя и со мною, и с супругой, и с юной Рашелью. Но когда мы, оставив дам, поднялись в памятную мне комнату с укрытой шторою страшной картиной, ростовщик немедленно расстался с веселостью. Плотно прикрыв дверь и убедившись, что нас никто не услышит, он приблизился ко мне и сказал еле слышно:
– Он здесь.
Я, разумеется, тотчас понял, что речь идет о доне Жаиме. Исаак Лакедем некоторое время молчал, глядя на меня расширенными глазами, затем отошел
Он выпрямился, бросил короткий взгляд и, увидев на моем лице нетерпение, сообщил:
– Я видел его вчера утром. Можете себе это представить? Боже мой, господин Портос, ведь я столкнулся с ним нос к носу! Мы были ближе, чем сейчас с вами!
– Он вас узнал? – спросил я.
– Еще бы! – ответил ростовщик со вздохом. – Видели бы вы, какой мстительной радостью загорелись его глаза, когда в прохожем, идущем навстречу, он узнал своего старого врага Карлуша душ Барруша! Но что это я, – спохватился Лакедем, постепенно приходя в себя. – Даже не предложил вам сесть. Садитесь, господин Портос, прошу вас! Я заранее приказал подать вина и печенья, позаботьтесь о себе, у меня дрожат руки... – словно пытаясь унять действительно заметную дрожь, Лакедем обхватил себя за плечи. – Прошу вас, – повторил он, – налейте вина себе... и мне тоже.
Я наполнил стаканы, подал ему один. Подождав, пока он сделает несколько глотков, я спросил:
– Как и где произошла ваша встреча?
Он с шумом втянул воздух, медленно выдохнул. После этого ответил – успокаиваясь по мере собственного рассказа:
– Вчера я ходил по делам и оказался недалеко от Пале Кардиналь. Я вам говорил, что его преосвященство – один из моих должников. Нет-нет, я не собирался требовать возвращения представленных займов, я прекрасно знаю, как обстоят денежные дела у высокопоставленных господ! Мой визит касался исключительно изменения некоторых сроков оплаты и замены гарантийных обязательств. К сожалению, его высокопреосвященство был столь занят, что не смог найти для меня ни одной минуты. Он перепоручил меня отцу Жозефу. Своему помощнику по прозвищу «серый кардинал». Вы, конечно, знаете этого могущественного человека.
Я кивнул. Разумеется, я много слышал об отце Жозефе, монахе-капуцине, человеке редкого ума и почти неограниченного влияния.
– Мы поговорили с отцом Жозефом, – продолжил Исаак Лакедем. – Я люблю иметь с ним дело, он разумный человек, к тому же великолепно разбирающийся в финансовых вопросах. Разговор с ним мне очень понравился. Мы изменили даты в некоторых документах, после чего я попрощался и направился было к двери его кабинета. И вот тут, когда я уже протянул руку к дверной ручке, дверь сама распахнулась, и на пороге возник – кто бы вы думали?
– Дон Жаиме душ Сантуш, – медленно произнес я.
– Дон Жаиме душ Сантуш, – повторил ростовщик. – Да, это был он. Его сопровождал господин Монсель, если вам что-то говорит это имя.
– Лейтенант роты?
– И еще один мой должник, – добавил господин Лакедем с кривой усмешкой. – Как, впрочем, некоторые другие мушкетеры его преосвященства... Да. Жаиме, несомненно, меня узнал. Видели бы вы выражение его лица, сударь! Я отступил на шаг, словно из учтивости уступив ему дорогу. Но он все не входил в кабинет, продолжал смотреть мне в глаза. И он улыбался! – вскричал ростовщик. – Боже мой, сударь, видели бы вы его улыбку! Так мы стояли неподвижно несколько минут, Чем удивили и отца Жозефа, и лейтенанта Монселя, с двух сторон наблюдавших за этой сценой. Затем, отвернувшись и напустив на себя равнодушный вид, Жаиме проследовал к столу, за которым сидел «серый кардинал». Я же поспешил скрыться. Боюсь, я даже не попрощался с отцом Жозефом, и он мог счесть это невежливым, –Исаак Лакедем закончил свой рассказ, сокрушенно качая головой.
Я нетерпеливо отмахнулся от его сожаления.
– Полагаете, он следил за вами? – спросил я.
– Уверен,
– В таком случае, вы, скорее всего, ошибаетесь, – сказал я со всей возможной убедительностью (при том, что не верил собственным словам). – Если бы это был тот человек, о котором вы говорите, дон Жаиме, и если он настолько обуреваем желанием погубить вас, – он непременно последовал бы за вами и осуществил это свое желание. Конечно, он не мог убить вас во дворце кардинала, в присутствии Монселя и отца Жозефа. Ведь ему ничего бы не стоило узнать у Монселя или отца Жозефа, где вы живете. И, уйдя из Пале Кардиналь, он прямиком отправился бы сюда, чтобы довершить свою месть! Тем не менее, – я ободряюще улыбнулся и даже поднял свой стакан с вином, к которому я не прикасался, – его здесь не было, хотя прошло немало времени, мы с вами имеем возможность спокойно беседовать. Так не резонно ли будет предположить, что вы ошиблись и приняли за дона Жаиме душ Сантуша какого-то другого господина? Тем более что самого Жаиме вы видели давным-давно, в пору вашей – и его – молодости?
Исаак Лакедем глубоко задумался. Судя по выражению его лица, ему очень хотелось, чтобы сказанное мною оказалось правдой.
– Да... – произнес он нерешительно. – Может быть, вы и правы. Когда я его видел, он был моложе вас, Исаак, ему было всего-навсего пятнадцать лет... – он вновь задумался, сделал глоток, отставил стакан. – Действительно, прошло столько лет! Я, конечно же, мог ошибиться.
– Вспомните, – продолжал я успокаивать собеседника, – вспомните: когда Жаиме отыскал моего отца, то не медлил ни одного мгновения!
– Вы действительно думаете, что мне только показалось? – с надеждой спросил ростовщик.
– Уверен, – я ободряюще улыбнулся, а сам лихорадочно пытался понять, как же мне отыскать объявившегося в Париже врага как можно скорее.
– Какая жалость... – пробормотал он. – Какая жалость – я так быстро ушел, а ведь мог немного задержаться и точно узнать, как зовут посетителя, появившегося у отца Жозефа... – он замолчал, потом медленно покачал головой. Лицо его вновь помрачнело.
– Нет, – сказал он безнадежно. – Вы ошибаетесь. Это в самом деле был Жаиме душ Сантуш. Мне ничего не показалось, он узнал меня, а я – его, несмотря на то, что мы не видели друг друга много лет. Он не давал себе забыть меня, я же – его. Уверяю вас, люди редко изменяются до неузнаваемости, особенно в случаях, подобных этому. Ваш отец сразу же узнал его...
– Но мой отец уже встречался с ним и даже сражался! – возразил я. – И это произошло через десять лет после вашего бегства из Порто!
Но он не желал более слушать меня.
– Нет-нет, это был Жаиме душ Сантуш, – упрямо повторил Лакедем. – Сын Жоао душ Сантуша. И приехал он сюда за моей головой. А причина того, что он, как будто, оставил меня в покое, кроется совсем в другом. Я уверен, что он постарается добиться своей цели хитрее, чем в случае с вашим отцом. Тут – не Гасконь, а Париж, королевская столица, и он это прекрасно понимает. Даже если учесть, что меня здесь только терпят, что я – всего лишь португальский еврей, получивший право жить во Франции, – власти могут косо посмотреть на убийство иностранцем финансиста, кредитора многих известных лиц. Вы ведь понимаете, – сказал он, невесело улыбнувшись, – я ведь вам не раз говорил: многие господа, бравшие у меня крупные суммы в долг, радовались бы моей смерти. Но они же прекрасно понимают, что, в случае очевидного убийства, их самих могут обвинить в попытке избавиться от кредитора. Вот вам причина, по которой он должен был хорошенько обдумать свои действия. Так что, друг мой, постарайтесь в ближайшие дни держаться подальше от нашего дома. Не сочтите это за неучтивость. Я же постараюсь принять меры к защите. Возможно, мне придется оставить Париж. Не подумайте, что я боюсь Жаиме душ Сантуша, но опасения вызывает судьба моих близких. Если мы уедем, то сделаем это втайне. Нынче я рассчитал конюха – он показался мне ненадежным человеком, склонным к выпивке, а жена и дочь отказались от услуг горничной – девушки болтливы. Так что в доме, кроме нас, остался лишь Юго.