Мусульманин
Шрифт:
Каждый же день в деревню приезжал на "Жигулях" тот, кто назвался в гостинице Колиным именем. Он бродил вдоль реки, бросал камушки, играя сам с собой в "блинчики" и напевая одну и ту же фразу из песни Высоцкого:
– Идет охота на волков, идет охота...
В Аржановке к нему, можно сказать, привыкли, но подойти и спросить: кто и зачем сюда приехал - не решались. Хотя аржановские - народ досужий и любили поговорить с незнакомцами, но что-то в нем было такое, что не позволяло им это сделать.
Вернулась из отпуска Валька-продавщица, злая, как собака, даже не зашла на Колю посмотреть,
Однако поссорились стародавние подруги вот из-за чего... Случилось это спустя неделю после того дня, когда Колино возвращение праздновали, и неделя эта прошла тихо, так, что и вспомнить нечего. И тот день как день начался. Федька спал, Коля работал, ну и тетка Соня, ясное дело, работала, ползала на коленях по огороду, дергала сорняки. Она слышала, как в магазин привезли хлеб, как машина там гудела, но сразу не пошла, а потом забыла - забыла, и все. Войдя в дом за какой-то надобностью и мельком глянув на спящего Федьку, тетка Соня посмотрела на часы и ахнула. Времени было без четверти двенадцать, а в двенадцать Валька уходила доить свою корову, да и хлеб к тому времени мог кончиться. Тетка Соня сбросила грязный халат, надела чистый синий, оставшийся с тех пор, когда она еще дояркой работала, и служивший как бы выходной одеждой, вытащила из банки с солью спрятанные от Федьки деньги, схватила на ходу большую клеенчатую сумку и побежала, как могла быстро, закултыхала. Может, если бы шла она спокойно, то и не погорячилась бы так, но тетка Соня бежала, вспотела даже... Увидев, что магазинная дверь открыта, тетка Соня остановилась, чтобы перевести дух, и, вытирая ладонью со лба пот, услышала:
– А Абдула-то наш, Абдула...
Тетка Соня даже ухо оттопырила, но дальше не разобрала, потому что засмеялись там.
И смех этот будто стеганул тетку Соню, она побежала прытко и прямо ворвалась в магазин. Смех, конечно, сразу стих... Народу в магазине было полно, одни бабы. Накупили хлеба, но не расходились. Тетка Соня обвела их грозным взглядом, а они в ответ глаза прятали и улыбались стыдливо. Только Шурка-соседка нашлась.
– Здорово, Сонь!
– крикнула она задорно так.
Тетка Соня не ответила, сдержалась, хотя с улицы узнала именно Шуркин голос, подошла к прилавку и, не поздоровавшись с Валькой, потребовала:
– Хлеба давай!
Валька усмехнулась, взяла с лотка четыре буханки разом и бухнула их на прилавок. Но тетка Соня хлеб не брала,
– Чего смотришь, Сонь? Забирай и иди, я магазин закрываю.
– Мне же шесть буханок положено, - полушепотом напомнила тетка Соня.
– Не знаю, кто это тебе положил!
– Валька закричала.
– Две буханки на члена семьи, вон, читай!
– И показала пальцем на какую-то бумажку на стене.
Но тетка Соня и смотреть на нее не стала.
– Нас же теперь трое, разве ты не знаешь?
– спросила она, все еще себя сдерживая.
– Знаю, - махнула рукой Валька.
– Слышала. Только мне документ нужен. Пускай твой Абдула пропишется сперва и справку принесет.
На Абдулу все снова засмеялись, а Шурка - та прямо зашлась. Все в деревне уже знали, что в Афганистане Коле дали другое имя, и теперь он не Коля, а Абдула.
Тетка Соня на этот смех обернулась и так на всех глянула, что все замолчали снова, даже Шурка заткнулась. К ней тетка Соня и обратилась к первой:
– А хоть бы и Абдула? Хоть бы и Абдула... Ты про своего Костеньку вспомни. До десятого класса ссался, все матрасы на забор вешала сушить. А теперь? Он же у тебя в тюрьме под нарами спит. Мой - Абдула, а твой - петух!
– И тетка Соня плюнула с отвращением на пол.
Шурка была готова, а тетка Соня за Катерину взялась, та тоже лыбилась.
– А ты, Кать, что лыбишься-то?
– спросила тетка Соня.
– Ты своего сыночка до пенсии сиськой кормить собираешься? Так не работает все?
Катерина рот открыла, а сказать ничего не может. Но тут за нее вступилась Полька, по прозвищу Польча, сестра Катерины.
– Да он у нее больной, - сказала Польча, имея в виду Катерининого лоботряса. Но лучше бы она, Польча, молчала.
Тетка Соня аж просияла вся от удовольствия, что сейчас скажет.
– Польча! Все внуков ждешь? На невестку грешишь, что она аборты делает. А с чего их делать-то, а? Она мне сама рассказывала, что бессемянник твой сыночек. Вот и все!
Польча аж белая сделалась. Тут Валька решила за всех вступиться:
– Кончай базар, Сонь, я магазин закрываю!
Но тетка Соня и ее уделала, уже когда четыре буханки в сумку укладывала:
– Ты чего-то, Валь, экономная стала. Ну, ладно, на нас экономишь: то сдачи у тебя нет, то весы сломаны, а то, ведь, гляжу, и на себе... Ты пудры-то не жалей, сыпь на глаз-то, сыпь!
И, не давая Вальке рта в ответ раскрыть, тетка Соня закончила:
– Абдула, да... А вам завидно... Что вернулся, что подарков навез, что не пьет, не курит, что работает, за стол не усадишь поесть. Завидно? Ему же не то что прописаться, ему медаль в военкомат съездить некогда получить.
– Медаль?
– спросила Валька, она, наверное, не знала еще про медаль.
– Да, медаль, - подтвердила тетка Соня с гордостью.
– И через ту медаль льготы ему положены. Ты мне не то что шесть буханок, ты мне десять будешь давать и еще "спасибо" говорить, что взяла.
Тут Валька засмеялась и что-то хотела сказать, но тетка Соня перегнулась через прилавок и негромко и доверительно так сказала, на прощание:
– А ты, подружка дорогая, засунь свой поганый язык себе в задницу.
Отрок (XXI-XII)
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
