Муть. Из брючного блокнота
Шрифт:
– Слушаю, Максим Устинович! – бодро отчеканил Леонтий Щадович. – «Чорт бы тебя побрал! Только настроился на ужин, и на тебе».
– Говори, только коротко, – вылез из трубки ленивый голос.
– Я по поводу поручения. Работа проделана. Результаты есть. Могу доложить.
– Результаты положительные?
– Это может быть только ваша оценка.
– Вот так всегда. Всё должен оценить лично. Без меня они вообще ни на что не способны. – («Э, “банкомат”, а ты это говоришь-то не только для меня. У тебя там и ещё какой-то слушатель имеется. И судя по всему, это женщина».) – Значит, давай так, подъезжай… к Лебяжьему. Полчаса тебе хватит, чтобы добраться.
– Выезжаю. Конец связи.
Коваль опустил стекло и назвал водителю место, куда следует ехать.
– Это езды минут сорок-пятьдесят, – проинформировал водитель.
– С какой стати так долго? Где ты сейчас находишься?
– На
– А почему здесь-то? – уже со злостью потребовал ответа Коваль, выглянув в окно автомобиля.
– Дак я думал, что скоро ужин, поэтому и держусь в десяти минутах от центра.
– Головой надо думать, а не жопой! Вот сколько тебя не учи, а ты ну никак не приспособишься к пониманию простых вещей, – с досадой выпалил Леонтий Щадович и поднял разделительное стекло.
«Да что ж такое-то! Кругом одни болваны! Нет, с таким народом ничего путного не выйдет… И ни о каком повышении зарплаты ты у меня даже и не мечтай!» – Коваль весьма удовлетворился этими раздумьями и закрыл глаза, конструируя будущую беседу с “банкоматом”…
Машина подкатила к заимке на Лебяжьем озере почти через пятьдесят минут – сказались неизбывные пробки, которые начинали душить город после пяти часов вечера. Максим Устинович сидел на веранде и попивал коньяк, удобряя его кофе. Вид у него был не просто недовольный, а скорее даже нетерпеливо-мрачный. Его служебной машины на стоянке не было. «Люсика своего в город отправил» – определил Коваль, выйдя из машины и поднимаясь по ступенькам.
– Если ты думаешь, что у меня есть столько времени чтобы… Давай быстро по делу и отвезёшь меня “в синий дом”… У меня дел ещё невпроворот! – хамовато произнёс Максим Устинович, недовольно посмотрел на подошедшего Коваля и поднялся из-за стола.
– Можем по пути поговорить… в машине, – с готовностью услужить, предложил Леонтий Щадович.
– Нет! Пройдёмся до пирса, – твёрдо сказал Максим Устинович и направился к выходу с веранды. – «С тобой и в преферанс-то лучше не садиться, а не что в такие игры… Ты же явно, мерзавец, запишешь весь наш разговор» – подумал он, спускаясь с лестницы.
– Хорошо, как скажете, – согласился Коваль и пошёл вслед за “банкоматом”. «А побаиваешься ты меня всё-таки! Значит уважаешь. Но это ты зря думаешь, что я все наши разговоры стараюсь записывать. Я это не делаю… почти никогда не делаю» – злорадно размышлял Леонтий Щадович, молча идя по дорожке рядом с Максимом Устиновичем.
– Ну, излагай, – произнёс “банкомат”, остановившись у берега и смотря на воду.
– Есть такое решение… по нашей теме, – осторожно начал Коваль, наблюдая за реакцией Максима Устиновича, она выявилась как нейтрально-благожелательная, и Леонтий Щадович продолжил в той же конструкции изложения. – “Он” намечен, как психотерапевт и массажист… – Коваль вынужден был прерваться, поймав недоумённый взгляд “банкомата”. – Я имею в виду, что этот человек будет обладать необходимыми навыками и риторикой по этим профессиям, но это мои заботы и моя ответственность. – Максим Устинович довольно кивнул и Коваль продолжил. – Я, случайно узнав о вашей озабоченности общим состоянием здоровья вашей супруги, возьму на себя смелость и порекомендую Ларисе Яновне пройти хотя бы одну, ни к чему не обязывающую процедуру у этого специалиста, – в этом месте изложения “банкомат” удовлетворённо поднял большой палец вверх и восторженно посмотрел на Леонтия Щадовича, а тот приободрился и продолжил уже воодушевлённо. – С большой степенью уверенности можно будет ожидать, что… излечение наступит. Коротенько о… финансовой составляющей… – тут на лице Максима Устиновича нарисовалось что-то подобное нестерпимой мигрени, но он всё же мотнул головой, разрешая Ковалю говорить. – Первоначальные единовременные расходы по обустройству кабинета в … – нервный взмах рукой “банкомата” сигнализировал о том, чтобы он был избавлен от этих подробностей, и Леонтий Щадович утвердительно кивнул. – Единовременные расходы составят шесть миллионов рублей, ежемесячные – три с половиной тысячи фунтов… стерлингов, английских – добавил Коваль, помятуя о недавней своей промашке.
Максим Устинович выворотил наружу белки глаз, и ошалело смотрел на Коваля. Тот, молча, пожал плечами и развёл в стороны ладони вытянутых вдоль тела рук, символизируя своё полное недоумение от столь странной реакции Максима Устиновича на такое заманчивое предложение по решению важного вопроса.
«Вот подлец! Это сколько же ты хочешь дополнительно наварить на моих проблемах? Ты же итак… да если б не я… тюрьма – вот твоё жилище, а не дома в Лондоне и в Майами. Давно пора бы тебя… Ладно, мерзавец, сделаешь мне ещё и это дело и уж тогда…» – Максим Устинович не стал
– Что же так-то? Мы ведь с тобой пуд соли уже съели. Ты ведь, Леонтий, для меня единственный человек, которому я безгранично доверяю и… уважаю, как никого другого.
«Давай, давай ещё и слезу пусти. Да ты, придурок, если вдруг что случись, первым меня и сдашь, чтобы только самому отмазаться» – брезгливо-презрительно подумал Коваль, чуть отстранился от “банкомата”, нежно потискал ладонями правую руку Максима Устиновича и стал говорить, преданно глядя ему в глаза:
– Уложусь в пять миллионов… можно и ещё уменьшить, но тогда я не могу быть уверен в том, что для Ларисы Яновны это будет… одним словом, устроит ли её пребывание в таких условиях… в процессе получения услуг… лечения. Что касается трёх с половиной… тут я совершенно ничего не смогу сделать, потому что эта цифра обозначена… психотерапевтом, и он категорически отказывается её обсуждать. Правда, есть возможность подыскать иного врача или фитнес-тренера, но на это потребуется дополнительное время. А вот, сколько его потребуется… я сейчас озвучить не решусь.
“Банкомат” молча и, казалось бы, безо всякого интереса выслушал Леонтия Щадовича, повернулся к нему спиной и обречённо произнёс:
– Хорошо, Леонтий. Я тебе всецело доверяю и рассчитываю на тебя. Договорились. С деньгами реши всё сам. Потом разберёмся… разберёшься… – «Пять миллионов на обустройство кровати для этой стервы и три с половиной тысячи фунтов ежемесячно, чтобы её на этой кровати обслуживали! – прикидывал финансовые последствия своего согласия Максим Устинович и по-товарищески смотрел в глаза Коваля. – Уж не сговорился ли ты подлец! с этой… Хотя, нет, конечно же, нет – ведь не до такой же степени… Но, тем не менее, мне нужно пересмотреть условия с этим ловкачом со следующей сделки. А почему собственно со следующей? Новую смету Тепляков ещё не подписал, а значит и пересмотр можно сделать уже с этой сделки. Всё верно. Вот так-то, Леонтий!» – Ну, мне пора. Поехали… Да, я на пару недель уеду. Нервы что-то совсем разболтались. К моему приезду, полагаю, ты с Тепляковым всё уже решишь, и мы с тобой затвердим всё остальное. Я за это время как раз продумаю условия и по приезде тебе их доведу… Да, но я при этом буду рассчитывать на то, что… вот этот наш вопрос будет уже полностью тобой урегулирован, – Максим Устинович резко развернулся и коварно-внимательно посмотрел на Коваля.
– Так точно, Максим Устинович! – преданно изрёк Леонтий Щадович и ничуть не потупил свой взгляд.
– Действуй! – отрывисто произнёс Максим Устинович, взмахом руки отодвинул Коваля с асфальтовой дорожки на траву и быстрым шагом пошёл к машине Коваля.
«Вот тварь! Он хочет условия изменить. Так знай – больше двух процентов я не уступлю. А твои непредвиденные расходы – это твои личные проблемы. Хочешь заработать больше – расширяй сметы. А быть одновременно и богатым и бзделоватым, так это так не бывает, – размышлял Леонтий Щадович, идя следом. – Итак… Он уезжает со своей кралей на две недели и это значит… Во-первых, Челнокова и Ларису Яновну следует познакомить, не откладывая – завтра же… Во-вторых, ремонт будем вести параллельно взрослению их отношений – это на всякий пожарный случай… да, и со сметой не более… трёх миллионов… В-третьих, Челнокову дадим не больше шести дней, чтобы разобраться с Ларисой Яновной… до результата… Четвёртое…».
– Леонтий! Давай мигом! – прервал раздумья Коваля нервный голос Максима Устиновича…
Первая неделя обустройства семейных дел “банкомата” прошла для Леонтия Щадовича в непрерывном неврозе. Он дважды останавливал ремонт квартиры Челнокова, выслушав его подробные отчёты «о продвижении дел с Ларисой Яновной». А к концу первой недели Коваль даже задумался было о том, что «следует заменить “Казанову”, а с этого бесталанного подлеца взыскать все расходы, включая неустойку». Но Лев Николаевич слёзно попросил «дать ему ещё один последний шанс» и в среду ситуация по докладу Челнокова «разрешилась полнейшим успехом и восторженной удовлетворённостью пациентки». К концу недели ремонт был завершён и оплачен в сумме двух с половиной миллионов рублей. А возвратившийся домой Максим Устинович обнаружил совершенно безразличную к нему Ларису Яновну, полностью обновившую свой гардероб, причёску и макияж и объявившую ему, что семь дней в неделю она теперь занята абонементами у визажиста, парикмахера, психотерапевта и массажиста. «Ты ведь не будешь возражать, мой дорогой, чтобы я хоть немного пожила в своё удовольствие?» – непритворно осведомилась она у Максима Устиновича. «Конечно же, не буду!» – удовлетворённо, но всё же с некой досадой ответил он, а про себя подумал: «Вот такую стерву я и пригрел у себя на груди».