Муж беспорочный
Шрифт:
Ирландец на каждое слово утвердительно кивал, склоняя гладкую розовую макушку. Между тем Патрикеевна, предоставленная сама себе, обследовала помещение и, забавляясь, притащила хозяину крошечный носочек-копытце, явно на женскую ножку, наглядно подтверждая, что воеводу оторвали от весьма важного дела.
— Брось, бяка! — решительно заявил священник.
Воевода поднял на маленького ирландца тяжелый взгляд.
— Скажи, божий человек. Зачем ты сообщил мне все это?
— Тайна сия велика есть! Путь Господь неисповедим есть! Короче, так надо.
Ночь
— Тогда ударишь, — заключил свою речь Ростислав. — Понял, Вадим? Не раньше, но и не запоздай.
Вадим кивнул, слегка придавленный возложенной на него ответственностью. В Засадном полке, вести который ему предстояло, он по годам был моложе всех. Но Ростислав, неожиданно для самого себя, по какому-то наитию, поставил во главе полка своего побратима. Предчувствию не следует противиться, через предчувствие с людьми говорят боги.
И все же, несколько секунд помедлив, Ростислав обратился к Остромиру, продолжая давний уже разговор.
— Ты все-таки настаиваешь, чтобы это были мои?
Остромир кивнул.
— Мои не вытерпят.
Наступила тишина. Все было решено, следовало идти, следовало поспать, но никто не решался сказать, прервать эту затянувшуюся минуту, последнюю минуту, после которой уже ничего будет не изменить.
— Княже, слышишь, лисица лает, — проговорил чуть слышно Вадим.
Ростислав прошептал:
— На кого? — напряженно вслушиваясь в далекий голос.
— На ростовцев. Они ее ничем не угостили, жадобы! — заявил Некрас, откидывая полог шатра. Все повернулись к нему, с невольным вздохом облегчения.
— Как? — спросил Ростислав.
— Прекрасно! Заглотили червячка вместе с крючком, и вместе с леской, и вместе с грузилом. Пойдут на левое крыло. Зверя, или сюда, умница моя. Дайте звере мяса!
— Не забудь вернуть «зверю» божьему человеку, — заметил Вадим. — Пока он спит и ничего не подозревает.
Эрик протиснулся к Некрасу:
— Поистине, это огромный подвиг!
Сапфировые глаза варяга сияли от восторга. Вот дитя малое, хмыкнул про себя двадцатидвухлетний Некрас. А вслух сказал:
— Ба, делов-то! Ярополк эйреянина в лицо не знает, а про лису наслышан, как все.
— Други, — сказал Ростислав, не выделяя никого, — уже поздно, и всем нам нужно отдохнуть.
Возразить было нечего; все начали расходиться. Уже на выходе Некрас словил Хаука.
— Дело есть! Тайное и сугубо мужское.
Эрик окрикнул побратима на своем языке, спрашивая, не остаться ли ему тоже. Тот коротко ответил, что нет. Эрик, пожав плечами, пошел прочь.
— Иди, иди баиньки, — напутствовал его Некрас. — Потом придет дядя Хаук, расскажет на ночь сказку.
— Про медвежью ласку, — буркнул «дядя».
— Язва-а! — с восхищением протянул Рыжий-Конопатый.
—
— Слышал, у тебя хорошие ножницы есть. Обстриги меня совсем, чтобы волосы ровно отрастали.
— Лучше побрить, — немедленно внес предложение варяг.
— Скажи, Хаук, — спросил Некрас, пока тот возился с его шевелюрой. — Вот почему ты, умный мужик, нянчишься с тем Эриком, как с родным дитятей? Неужто из-за того, что он того… малость не в себе?
— Почему не в себе? Обыкновенный берсерк. У нас таких по нескольку человек в каждой дружине. Как говорят, в них есть некое… — Хаук замялся, подбирая слово. — … божественность. Но верно, что тот, в ком совсем нет божественности, пасет свиней и ловит селедку.
— Ну так почему ты ходишь за ним хвостом?
— Эрик — мой побратим. Десять лет назад в наш вик пришел один мальчик, примерно тринадцати лет от роду. Мальчик был маленький и хилый, не на что посмотреть, а приплыл он на лодке, которую украл у своего отца. У вас берут в дружину отроков и всему учат. У нас не так. А Эрик ничего не умел, дрался, как щенок, хотя и без страха. Поэтому ему было сказано, что ему нельзя присоединиться к дружине. А я, не знаю, почему, сказал другое. Верно, меня надоумил сам Один. Я сказал, чтобы он вернул лодку и приходил назад. Тот, кто уходит в вик, как бы умирает для своей семьи, и сделать это нужно достойно, а не так, чтобы обречь своих родичей на голод. Никто не думал, что он вернется, а он пришел пешим, и был он весь в синяках и ранах. Это ему досталось за лодку. Вот тогда мне стало понятно, что этот мальчик будет настоящим викингом, и я стал его всему учить. И вот какой вырос! Никто из известных мне людей не сказал, что видел большего удальца, чем Эрик, мой названный брат. И это для меня гордость, потому что это я его учил.
— Вот и пусть он за тобой бегает.
— Ты не ничего понимаешь. Вот зачем ты бегаешь за своим князем?
— Так то князь!
— А Эрик — вождь. У него много удачи. Так много удачи, что я, сын ярла, «хожу хвостом», как ты сказал, за сыном рыбака. И я первый принесу ему присягу, когда он станет конунгом. Если раньше не сложит голову.
— А если?
— Тогда я молю богов, чтобы они дали мне пасть в той же битве. Потому что битвы более славной не будет до конца мира.
— Все, готово, — сказал через некоторое время новоиспеченный цирюльник. Некрас, за неимением зеркала, принялся ощупывать «новую прическу».
— Ну-у, нельзя сказать, чтобы уж совсем худо, иные так всю жизнь ходят, и ведь ничего. Зато я теперь точно знаю, что с этой войны вернусь живой.
— Почему? — заинтересовался Хаук.
— Потому что в таком виде предки меня не узнают и не примут в светлый Ирий.
— Пойдем к нам, в Вальхаллу, — совершенно серьезно предложил викинг.
— Не-а. Если у вас там пиво такое же, как у вас тут, я лучше поживу.
Глава 26