Муж с пониженной социальной ответственностью

Юрьева Ната

Читать мешали взрывы эмоций из телевизора, шумные комментарии «деушек», а также громкая музыка с улицы, которую включали после ужина аниматоры отеля. Поэтому приходилось перечитывать текст по нескольку раз, чтобы прорваться к его смыслу… это начинало утомлять. Она бросила это бесполезное занятие и перешла на балкон, где, подставив лицо морскому бризу, просто наблюдала за происходящим на улице, а также за далеким белым парусником в море.

Раздался Майин голос: «Эй, дядька, куда ты руками мяч отбиваешь? Так нечестно!!! Красную карточку ему!»

Лиза в ответ: «Вообще-то это вратарь!»

Майя: «А вратарям красную карточку другого цвета дают?»

Раздалось Лизино шипение и взрыв хохота. Обиженная

Майя вышла на балкон.

Майя мечтательно и задумчиво глядя на море: «Свет зовет, гребень плывет!»

– «Что такое гребень, Майя?»

– «Чем гребут… Ну это по-английски, бабушка!» – абсолютно не смутилась Майя.

Вдруг из большинства окон отеля раздался завершающий вой болельщиков, матч наконец-то закончился в дополнительное время победой немцев над аргентинцами. Судя по оглушающим крикам в отеле, за них-то все и болели.

Иллюзии и монологи

Приехав из Болгарии, она пересеклась с ним дома всего на пару-тройку дней. Он собирался, как всегда в августе, ехать в санаторий: на диване стояла раскрытой его большая дорожная сумка на колесиках, на креслах были разложены вещи в дорогу, в ванне досушивалось некоторое белье, на гладильной доске лежали еще не глаженые футболки, рубашки и тенниски. Некоторые из этих вещей она видела впервые. Ее это кольнуло. Это означало, что он все больше отрывается от нее и через эти незнакомые вещи становится сам все более и более незнакомым. В отдельном пакете с вешалкой был приготовлен купленный в прошлом году в его любимом магазине «Массимо Дутти» светло-серый фирменный джинсовый костюм. Он очень эффектно в нем выглядел, так как цвет костюма гармонировал с сединой его волос, а дорогая шелковая футболка или тенниска «под костюм» подчеркивали спортивность фигуры.

– «Ты собираешься в санатории ходить на танцы?» – спросила она его, указав на все эти дорогие вещи.

– «Как получится», – пробормотал он в ответ себе под нос, продолжая хмуро заниматься сбором вещей в дорогу.

Ее опять кольнула тональность его ответа. Показалось, что прозвучало это хамовато, типа «отвяжись, не твое дело». Очевидно, сам почувствовав это, он добавил:

– «В прошлый раз было одно старичье, танцевать было не с кем…»

– «Ты в какой санаторий едешь? В «Кисловодск»?»

– «Да как всегда! Что ты пристала, как прокурор!» – глухо ответил он.

– «Причем здесь прокурор?! А из какого аэропорта улетаешь и прилетаешь?»

– «Из Внуково… Зачем тебе это?»

– «Я могу тебя отвезти и встретить! Во сколько рейсы?»

– «Не надо. Я уже заказал такси», – в его голосе нарастало раздражение.

– «Я просто хотела тебе помочь…»

Ей было очень неспокойно на душе, и нарастало отчаяние от бессилия перед чем-то надвигающимся и неумолимым. Вечером, когда он лежал на диване под телевизором, она подошла, села на пол рядом с ним, положила голову ему на грудь и тихо заплакала. Он нарочито застонал, и, высвободив руку, на которой она лежала, пультом переключил телевизор на другую программу.

А у нее со слезами изливалась вся мука последних месяцев. Так хотелось, чтобы он успокоил ее, обнял, сказал, что «все у них будет хорошо»…

– «Даш, перестань! Что за театральщина?!»

Она буквально задохнулась от этих обидных и несправедливых слов… «театральщина»!!!! – молча поднялась с колен, и как тень ушла в свою комнату. Она была абсолютно раздавлена, стерта, уничтожена! Всю ночь опять просидела за компьютером…

На следующий день, накануне его отъезда, она послала ему по электронной почте длинное сообщение, надеясь, что он хотя бы в дороге прочитает его на своем айпаде. Ей было больно и очень холодно на душе от его равнодушия и эмоциональной жестокости, но она цеплялась за последнюю надежду удержать его. Она унижалась перед ним, молила его о пощаде, как

побежденный молит победителя…

11 августа 2015, 18:55 – От: Даши То: Aleksei

Алешка, ну что ж делать… Кажется, я приняла решение и смирилась с положением дел… Это ведь самое трудное – признать правду и «принять решение»!

Ты видел в режиме он-лайн всю мою психологически—наркотическую «ломку» и представляешь, какие во мне больше года бушевали смерчи и ураганы… из-за заблуждений, иллюзий и пустых надежд. Хотя, если уж совсем по правде, то и сейчас еще не кончились… не отбушевались (но я работаю над этим). За этот год я сказала тебе все слова… я исчерпалась в своих аргументах, чтобы попытаться удержать тебя… Но я поняла, что это ни к чему не ведет, кроме ухудшения ситуации и полного отторжения. Ты же понимал, что я видела искаженную в своем мозгу картину нашей недавней жизни. Ты чувственный и умный и ты прекрасно все понимал, что творилось со мной… Просто ты терпеливо ждал, пока до меня это «дойдет»…

Но я была абсолютно искренна, как всегда прямолинейна (знаю, что это мой сильный недостаток), и у меня не было никакой «театральщины», как ты говоришь, в проявлении моих мучений и страданий. Я же не артистична… и ты это знаешь! Но я поняла, что «моя» правда тебе абсолютно не нужна, ты просто давно не хочешь в нее верить и, самое главное, не хочешь жить с ней (этой правдой), т.к. ты, очевидно, уже привык жить по-другому и черпаешь в этой другой жизни для себя радость. Как тебя можно в этом упрекать и запрещать тебе радоваться? Это просто невозможно! Если подумать и вспомнить, то и ты мне все сказал… по частям… за много ночей… Просто я твои слова в момент произнесения не понимала… не верила им… не хотела верить… – не воспринимала. Жалко только, что ты говорил их так долго и невнятно, как будто резал меня по частям весь год. Но это можно отнести и к твоей деликатности, и к твоей нерешительности…

Нам же двоим трудно признавать правду такой, какая она есть – мне твою, а тебе мою! Разумом тогда я это понять не могла, а вот на уровне интуиции и ощущений до меня постепенно «доходило». Особенно мучительны были все месяцы, начиная с марта, когда ты начал уползать в свою раковину… Это было самое больное и жестокое для меня осознание и испытание… – реальная пытка по сдиранию кожи живьем! Больно…

Сейчас я сказала себе – Х В А Т И Т, надо прекратить эту муку. Надо убить надежды и иллюзии, признать правду и смириться. Надо придумать себе легенду, что в силу возраста, это уже не актуально между нами, и поверить в эту легенду… Я не буду больше приставать к тебе с нежностями. Нет, так НЕТ! Этой стороны жизни по моей инициативе между нами не будет. Не беспокойся. Я убью это в себе. Рано или поздно это произошло бы в силу естественных причин, правда ведь? Только не будь совсем уж жестоким…

Алеш, но мы ведь с тобой родные люди? Я не смогу совсем отказаться от тебя… Кожа обгорела, но она на мне! Я не смогу отказаться от жизни рядом с тобой! Хотя бы такой жизни, которая была все последние годы на этой квартире. Думаю, что нам с тобой было бы удобно оставить все, как было и как есть, до последнего года… Каждому из нас – по своим основаниям… хотя бы в силу мощной привычки друг к другу, к быту, к взаимному комфортному пространству! Надо только для этого чуть-чуть изменить отношение друг к другу. Я тебе уже писала: не хочу ничего знать о прошлой твоей личной приватной жизни! ТАБУ!!! Не хочу ничего помнить неприятного из прошлой жизни. Забыла, вычеркнула, стерла из памяти!!!! Ничего не знаю! Ничего не хочу знать! Ничего не помню! Никаких намеков и полунамеков! Никаких обид!