Мужчина без чести
Шрифт:
«Так дела не делаются, красавчик».
Сейчас, когда не только завтрак, но, кажется, и вчерашний ужин оказались во власти канализации, Эдвард молча смотрит на отражающиеся на плитке блики от лампы и перебирает пальцами комочек бумаги. Документ, судя по всему. Может, на доставку пасты. Может, на подпись. Черт его знает.
Перебирает, покручивая в руках, и думает, что делать дальше. Бывают мысли, которые не заставляют выть от боли. Они хорошие…
– Что же мне делать? – шептала она, сидя на зеленом покрывале и то и дело вырывая отдельные травинки пальцами.
Эдвард вернулся со встречи раньше запланированного и ожидал увидеть Беллу за какой-то книжкой, как в редкие минуты отдыха, или за подготовкой сценария очередного праздника для детей, как в рабочие моменты, но дома никого не нашел. А вот на маленькой лужайке за ним…
Девушка вздрагивает, когда его руки обнимают ее за талию. Вскрикивает, дернувшись из объятий.
– Ш-ш-ш, - успокаивающе бормочет Эдвард, целуя жену в побледневшую щеку и аккуратно поглаживая по плечам, - прости меня.
Белла стискивает зубы. Белла, приняв то, что рядом Каллен, обмякает.
– Ты раньше…
– Так получилось.
Быстро-быстро кивает. Выпускает из крепко сжатых пальцев травинки, собираясь подняться.
– Обед почти готов, я сейчас поставлю в духовку…
Эдвард помогает ей. Поддерживает под локоть, давая опору. Смотрит снизу вверх, хмурясь при виде слез. Но пока ничего не говорит. Не хочет расстраивать еще больше.
Белла действительно идет к дому – здесь меньше ста метров, – на ходу стирая соленую влагу. Ее спина подрагивает, тонкий сарафан от ветра то и дело метается из стороны в сторону.
Эдвард встает следом, намереваясь идти за женой, как она останавливается. Нерешительно, низко опустив голову. Сжимает ладони в кулаки. Оборачивается.
Огромные карие глаза наполнены болью. Неизмеримой, непонятной ему болью, которая водопадами течет наружу.
– Белла…
Однако пресекая все его попытки подойти, в два раза быстрее, чем приходят такие мысли, девушка сама, бегом, бросается к Каллену. И что есть мочи обнимает его, притягивая к себе. С отвратительной ему безутешностью плачет, мотая головой на любые расспросы.
В конце концов, истерика, конечно, приходит к логическому завершению. Откинув папку с бумагами на край одеяла, Эдвард сидит на нем, устроив Беллу у себя на коленях и прикрыв ее голые плечи наскоро снятым пиджаком. Гладит и перебирает каштановые волосы. Изредка наклоняясь к ним, целует жену. Со всей нежностью, какую хочет выразить.
Это не остается незамеченным. Она говорит.
– Элис позвала нас в Вирджинию.
– На выходные?
– Да, - Белла покрепче стискивает пальцами его руку, отданную ей в распоряжение.
– Ты плачешь из-за этого?
Девушка жмурится. Изворачивается на его коленях, ложась так, чтобы посмотреть в глаза. И, сморгнув остатки соленой влаги, кивает.
– Я не могу ее видеть, Эдвард…
–
– Нет… Ирму.
И тут же, словно бы сказав что-то непозволительное, морщится, как от боли, поджав губы.
– Белла…
– Я знаю, что это ужасно, - признает она, сильно волнуясь и уже снова начиная плакать, - это так ужасно, Эдвард… но я не могу. Я больше не могу. Мы говорили по скайпу час назад, и я видела, видела эту девочку, видела, как Элис ее любит, и я… а у меня… у меня так никогда не будет!
И все, предел преодолен. Сдерживание отошло назад. Снова слезы.
– Я не могу видеть ее детей, gelibter, - стонет миссис Каллен, поражаясь святотатству звучания своих слов и жестокости, что в них таится, - я не могу видеть мамочек…
Второй раз Белла вскрикивает, правда, придушенно, когда думает, что муж отстраняет ее от себя. Как испуганный ребенок крепко-крепко держит его, не желая отпускать. И только уверившись, что Эдвард всего лишь хочет устроить ее на своем плече, позволяет. Обессилено приникает к нему, тихонько всхлипывая.
– У нас все получится, - тем временем, целуя каждую слезинку, оказавшуюся в достаточной близости для него, обещает мужчина, - и дети, и внуки… у нас все с тобой получится, Мамочка.
– Не надо, пожалуйста… не надо…
– Белла, у тебя будет ребенок. У тебя будет столько детей, сколько ты захочешь. Я обещаю.
Эдвард поправляет филатху. Эдвард улыбается.
Свою веру передает жене поцелуем. Легким, невесомым, но перерастающим по ее инициативе в глубокий, едва ли не отчаянный.
– Я люблю тебя…
Что самое неожиданное, свое обещание Эдвард сдержал – он всегда верил, как ни странно, что дети будут. Будут обязательно. Однажды. А если нет, знал, какими еще путями можно их получить…
Но важно в маленькой вспомнившейся истории не это. Важно то, что Белла справилась. Она взяла себя в руки в тот день, глубоко вздохнула и, полежав еще немного в его объятьях, вместе с Эдвардом набрала сестре. Согласилась приехать. И даже улыбнулась.
Ей было так больно, что не передать словами. При всей любви к Элис, при всей любви к маленькой племяннице, больно. Там, в Вирджинии, старательно делала вид, что все хорошо. Но ночью после возвращения… Эдвард никогда не видел, чтобы жена так плакала. В тот день, похоже, ее горе достигло апогея.
А сегодня его апогей. И сегодня ему, стиснув зубы, тоже надо решиться на какое-то время забыть обо всем случившемся. Просто необходимо, как бы тяжело ни было.
К вечеру Элиот ждет отчета.
К завтрашнему утру нужен план работы.
А в среду – совещание.
На постепенное вливание обратно в коллектив нет времени. И не было. Браться за все надо прямо сейчас.
Насилу остановив истерику, Эдвард встает с пола. В сотый раз жалеет о том, что не взял с собой успокоительных капель, но тут же находит другое успокоительное. И произносит его вслух, прислушиваясь к мелодичному звучанию имени: