Музыка души
Шрифт:
Режиссер пожал плечами: мол, я все понимаю, но поделать ничего не могу. Впору было волосы рвать от бессилия. Ну почему никогда ни одна его опера не может быть поставлена без приключений?
Съездив в Петербург повидаться с Модестом, Петр Ильич обнаружил, что и там постановка «Мазепы» откладывается. А значит, он зря так рано покинул Каменку, обрекая себя на суетливую жизнь в большом городе.
Дни тянулись томительно скучной чередой. Месяц прошел безо всякого дела, даже почитать что-нибудь не удавалось. В одной гостинице с Петром Ильичом жил Герман Ларош, которого пригласили в число профессоров Московской консерватории. И если поначалу эта
Чтобы хоть как-то оживить друга, Петр Ильич предложил писать под его диктовку статью для «Русского вестника». Это так польстило Герману, что он сразу же согласился, и теперь Петр Ильич ежедневно проводил у него по два часа, работая секретарем. Как ни жаль было времени, он приносил эту жертву другу: Герману нужна была постоянная нянька, без которой он опять впал бы в обломовщину.
Постоянного внимания требовали личности, претендующие на композиторство и ищущие одобрения и поощрения Петра Ильича. Чуть ли не по два-три автора являлись каждый день поиграть ему свои творения. И ведь среди этой массы, за весьма редкими исключениями, он не встречал серьезных задатков. Как же скучно было их слушать и как неприятно говорить нелестную правду! К концу года Петра Ильича измотали непреходящее утомление от городской жизни и недовольство самим собой, ибо праздное существование мучило его как сознание содеянного преступления.
Немного развлекла поездка в Петербург на свадьбу племянницы Анны, позволив вырваться из московской круговерти и повидаться с родными. А в январе наконец-то начались репетиции.
***
После обеда Петр Ильич ушел в театр, где в последнее время проводил ежедневно по четыре часа, наблюдая за репетициями и аккомпанируя певцам, с необычайным усердием относившимся к делу. Снег хрустел под ногами, морозный январский воздух заставлял поднимать повыше воротник пальто, пряча в него лицо. От гостиницы до театра было недалеко, и Петр Ильич предпочитал ходить пешком, несмотря на холод.
Репетиция уже началась – когда он вошел в зал, режиссер спорил с примадонной. Заметив его, Альтани с облегчением заявил:
– А вот и наш композитор! Поясните, Петр Ильич, как следует вести роль Марии?
Тот пожал плечами, слегка улыбнувшись:
– Спросите Павловскую – она лучше меня знает.
Эмилия Карловна победоносно посмотрела на растерявшегося режиссера, а Петр Ильич подошел к роялю, чтобы аккомпанировать ей. Вокруг раздались сдержанные смешки. Но он имел в виду именно то, что сказал: Павловская была не только талантливой певицей, но и замечательной актрисой, идеально подходившей на эту роль. Она удивительно тонко чувствовала свою героиню, и ни разу не пришлось поправлять ее или даже что-то советовать.
По окончании репетиции примадонна поинтересовалась:
– Как мы сегодня справились?
– Замечательно, Эмилия Карловна! – искренне воскликнул Петр Ильич, поцеловав ей руку. – Как я счастлив, что нашел, наконец, то, что искал столько времени. Вы моя благодетельница.
Павловская польщенно улыбнулась:
– Просто вы написали замечательную оперу, в которой одно удовольствие играть.
Давно уже ему так не везло с исполнительницей главной роли, и это внушало надежду на успех.
Однако генеральная репетиция «Мазепы» с даровой публикой, наполнившей театр сверху донизу, разочаровала. Неслаженная обстановка, бесконечные антракты, неурядицы
Третьего февраля, в день премьеры Большой театр заполнился сочувственно настроенной к автору публикой. И все равно он не мог перестать нервничать, из-за кулис наблюдая за залом и замирая от ужаса.
Премьера прошла гораздо лучше генеральной репетиции. Артисты пели замечательно, а Павловская – выше всяких похвал. Зрители много единодушно аплодировали и вызывали автора. Но… создавалось впечатление искусственности и оваций, и вызовов. Петр Ильич нутром чуял, что они относятся к нему лично и к некоторым исполнителям – любимцам публики. Но не к самой опере. В таких условиях необходимость выходить на поклоны причиняла почти физическое страдание – возникало ощущение, точно холодной водой окачивают.
К окончанию спектакля он был абсолютно истощен и хотел только скрыться куда-нибудь от всех. Но артисты давали в его честь торжественный ужин, и не пойти было нельзя. А там пришлось просидеть до пяти утра, выслушивая бесконечные неуместные тосты и поздравления.
Умирая от усталости, с расстроенными нервами, огорченный прощанием с Алешей, которому предстояло вернуться на службу, Петр Ильич сел в поезд. Устроившись в купе – наконец-то в одиночестве, – он развернул утреннюю газету. «Мазепу» не то чтобы сильно ругали, но отнеслись с презрительной снисходительностью. Он устало потер лицо и откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза. Нет, решительно, оперы причиняют слишком много страданий – лучше ограничиться симфониями. Если у него еще были сомнения в том, стоит ли ехать в Петербург, то сейчас они окончательно исчезли. Ни за что на свете он не сможет еще раз вынести эту пытку. Немедленно надо уезжать за границу – отдышаться и успокоиться.
В Берлине Петра Ильича догнала телеграмма от Модеста, ставшая большим утешением. Брат сообщал, что представление «Мазепы» в Петербурге прошло с успехом и государь выразил удовольствие.
***
За границей Петра Ильича охватила тоска, одиночество начало пугать. Потому, поколебавшись, он поехал в Париж, чтобы разузнать, где обосновалась племянница Анна с мужем, и пожить с ними.
Беляры – хозяева Ришпанса – встретили его с радостью, объявив, что его номер свободен. В тот же день Петр Ильич пошел к Татьяне, застав ее лежащей на кушетке – в красивой позе, облеченную в великолепный бархатный халат с мехом.
– Дядя Петя! – обрадовалась Таня при виде него, тут же вскочив и бросившись обнимать.
Здоровый и довольный вид оказался обманчив – у нее что-то было не в порядке по части женских органов. Но главное, что удручало – отсутствие у племянницы интереса к чему бы то ни было. На все расспросы она отвечала, что ничем, собственно, не занимается, целыми днями валяется на кушетке и даже о замужестве перестала мечтать.
От Тани он поехал в Бисетр проведать Жоржа. Мадам Оклер вежливо встретила его и сразу же принесла ребенка. Петр Ильич был поражен, каким большим, красивым и веселым тот стал. Прямо не верилось, что это и есть тот жалкий цыпленок, которого он принес сюда девять месяцев назад. Жорж поначалу боялся чужого человека, но быстро привык и пошел на руки. Единственное, что мешало восхищаться мальчиком – его удивительное сходство с отцом.