Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи
Шрифт:
Но достоверность образа «нового Глинки» нуждалась еще в дополнительных исторических доказательствах. Тем, кто пришел в гуманитарную науку вслед за титулованным музыковедом-академиком, оставался единственно возможный путь: искать документальных или демагогических подтверждений созданного мифа. Особенно активно они «добывались» в начале 1950-х годов. Борьба с биографическими источниками становилась непримиримой. Воспоминания целенаправленно подвергались редактуре, которую никто даже не собирался скрывать. Вот как прокомментировала А. Орлова, редактор сборника «Глинка в воспоминаниях современников», принцип отбора материала:
То, что Глинка оказался жертвой общественных условий своего времени, понимали немногие. Лишь В.А. Соллогуб попытался объяснить трагедию композитора. Однако неумение разобраться в сложной проблеме взаимоотношений Глинки со «светом», с «двором» привело автора мемуаров в тупик. <…> Несмотря на то что Соллогуб – чуть ли не единственный из cовременников Глинки, поставивший вопрос о его трагедии не только в личном, но и в общественном плане, нам пришлось отказаться от включения в настоящий сборник его воспоминаний – противоречивых, путаных и в значительной части порочных. <…> Не вошел в сборник рассказ крепостного Глинок А.У. Нетоева в передаче неизвестного лица. Рассказ этот не вносит ничего нового в наши представления о Глинке; кроме того, записанный со слов
1599
Орлова А.А. Предисловие // Глинка в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. А.А. Орловой. М., 1955. С. 11 – 12.
Не только свидетельства современников о Глинке, но даже свидетельства Глинки о самом себе ставятся под сомнение во всех тех пунктах, которые противоречат глинкинскому образу в советском музыкознании. Один из важнейших – заметная аполитичность композитора. Именно политически окрашенная целенаправленная идейная борьба «за прогрессивное искусство» становится с легкой руки интерпретаторов главным делом жизни Глинки и его «соратников»:
<…> Глинка в этом деле – ведущий художник, как ни старается он в «Записках» представить себя человеком вполне равнодушным к социальным и политическим заверениям 1600 .
1600
Оссовский А.В. Драматургия оперы «Иван Сусанин». С. 61.
Как бы ни пытался Глинка «выкрутиться», его политическая платформа все равно будет вычитана из самых разнообразных, но всегда не относящихся к этому делу заявлений. А все «ошибочное» и «идеологически реакционное» в его «Жизни за царя» будет объявлено результатом тлетворного влияния друзей, которые, по версии советских исследователей, выполняли роль своего рода провокаторов от Третьего отделения, надзирающих за художником.
В.В. Стасов имел основание негодовать на «друзей и советчиков, приливших в талантливую натуру композитора свой подлый яд». <…> Из этих «советчиков» первым и важнейшим был, конечно, Жуковский – царедворец, искушенный в тонких дипломатических ходах. Его роль в деле Глинки оправдывает суждение, высказанное однажды Рылеевым. Признавая за поэтом неоспоримые заслуги в истории развития русского литературного языка и стихосложения, Рылеев наряду с этим в одном из писем Пушкину утверждает, что произведения Жуковского своим содержанием «растлили многих и много зла наделали» 1601 .
1601
Там же. С. 29.
Признающий поэтические заслуги Жуковского в «области русского литературного языка и стихосложения» Рылеев под «содержанием», скорее всего, имеет в виду чуждые ему романтические темы, завладевшие сознанием самого поэта и его читателей, а не собственно политику, к которой, как известно, поэзия Жуковского не имеет прямого отношения. Но фраза Рылеева способствует в контексте цитируемой статьи Оссовского более полному осуждению Жуковского, «на совести» которого оказываются не только Глинка и Пушкин, но и либреттист Розен:
Нет сомнения, что именно его [Жуковского. – М.Р.] скрытым воздействием на работу Розена следует объяснить изъявления верноподданических монархических чувств и подмену понятия родины именем царя, приведшие к искажению и опошлению смысла глинкинского произведения 1602 .
«Разоблачению» «Дневника» Нестора Кукольника посвящена статья Б.С. Штейнпресса “Дневник” Кукольника как источник биографии Глинки» 1603 . Аутентичность этого документа подвергается исследователем сомнению – в роли «дневника» фигурирует, по его мнению, скомпилированное самим Кукольником, а впоследствии и его племянником сочинение более позднего времени, львиная доля информации почерпнута которым из «Записок» Глинки и целью которого было выдвижение фигуры Кукольника на первый план биографии Глинки и освещение ее в более выгодном свете. Таким образом, «реакционный писатель» (как аттестуют его и Оссовский, и другие авторы) получает более чем нелестную характеристику. В столь же неприглядном положении он оказывается и на страницах еще одной статьи Б.С. Штейнпресса того же времени 1604 .
1602
Там же. С. 34. На обелении Розена и очернении Жуковского построено и дальнейшее рассуждение Оссовского: «Розен говорил по-русски с немецким акцентом (об этом свидетельствуют Глинка и другие мемуаристы), но писал грамматически и синтаксически совершенно правильно, владел стихосложением, и в его либретто, наряду со смехотворными речениями, можно найти ряд красивых стихов и удачных отдельных выражений; встречаются они и в его “свободном творчестве” – в изданных им стихотворениях и драмах. Не забудем, что Пушкин не считал Розена вовсе бездарным поэтом» (Там же. С. 26).
1603
Штейнпресс Б.С. «Дневник» Кукольника как источник биографии Глинки // М.И. Глинка. Исследования и материалы / Под ред. А.В. Оссовского. Л.; М., 1950. С. 88 – 119.
1604
Штейнпресс Б.С. Глинка, Верстовский и другие // М.И. Глинка. Исследования и материалы. С. 120 – 169.
Лишая Глинку друзей, в первую очередь Кукольника и Жуковского, на которых возлагалась ответственность за все несовпадения Глинки с формируемым образом, его все более прочно «прописывают» в декабристском окружении. Опубликованная посмертно незавершенная работа Асафьева «Слух Глинки» выдвигала предположение о связи идей декабризма с формированием замысла «Жизни за царя»:
А в том, что после 1825 года – года выхода декабристов на площадь – впечатление-то осталось в душах современников как от несомненности происшедшего народного восстания, а не как от переднего «тихого» дворцового переворота, к каковым петербургский обыватель был издавна приучен, – серьезно задуманная национальная опера не могла бы обходиться без хоровой действенной массы, сомневаться едва ли приходится. Но, конечно, без конкретного напоминания о декабристах 1605 .
1605
Асафьев
Тезис о декабризме Глинки тогда же становится центральным в статье А.А. Орловой «Годы учения Глинки» 1606 , автор которой настаивает на тесных контактах Глинки с декабристским окружением. Вскоре Е. Канн-Новикова 1607 уже выдвигает гипотезу о личном знакомстве М. Глинки с К. Рылеевым 1608 .
Но если и в середине 1950-х годов, как констатировал тогда же А.С. Оголевец 1609 , «советская искусствоведческая мысль напряженно работает над установлением связи Глинки с движением декабристов» 1610 , то некоторые другие гипотезы приобретают к этому времени статус научной истины. Такова прежде всего «рылеевская версия» замысла «Жизни за царя» – то есть предположение о связи замысла оперы с думой Рылеева «Иван Сусанин». Так, еще и следа ее нет в научно-популярной монографии Б. Загурского 1940 года «М.И. Глинка» (под редакцией Б. Асафьева). Через десяток лет предположение о влиянии рылеевской думы на выбор композитором оперного сюжета, высказанное Асафьевым, окончательно формулируется как «создание антикрепостнической оперы на рылеевский сюжет» 1611 . Мысль эта была уже ранее популяризирована в фильмах: у Л. Арнштама, где рождение оперы вдохновляется цитированием рылеевских строк, а Пушкин сетует на премьере на «глупое искажение рылеевского сюжета», а затем и у Г. Александрова, где тот же Пушкин дает композитору отеческий наказ —
1606
Орлова А.А. Годы учения Глинки // М.И. Глинка. Исследования и материалы. С. 72 – 87.
1607
Канн-Новикова Елизавета Исааковна (1902 – 1975) – музыковед. Училась на филфаке Киевского университета (1920 – 1924), затем в музтехникуме им. Гнесиных в Москве (1924 – 1930). С 1930 г. публиковалась. Автор работ о русской музыке.
1608
Канн-Новикова Е. М.И. Глинка. Новые материалы и документы. Вып. 2. М.; Л., 1951. С. 155 – 158.
1609
Оголевец Алексей Степанович (1894 – 1957) – музыковед и композитор. Занимался в Московской народной консерватории (1912 – 1916, композиция – Б.Л. Яворский, фортепиано – Е.В. Богословский и А.Ф. Гедике), в 1915 – 1916 гг. преподавал там. С 1913 г. – член общества «Музыкально-теоретическая библиотека». В 1917 г. окончил юридический факультет Московского университета. В 1917 – 1923 гг. работал начальником милиции в Москве, параллельно преподавал муз. – теор. предметы в московских учебных заведениях. С 1923 г. – сотрудник редакции газеты «Правда». В 1940 – 1945 гг. – сотрудник Ленинградского института театра и музыки, организатор и руководитель Кабинета тональных систем (1945 – 1948). Выдвинул новые принципы темперации, создал клавишные инструменты 17– и 29-ступенного строя. Автор работ по теории музыки, оперной эстетике и драматургии.
1610
Оголевец А.С. Заметки об эстетике М.И. Глинки // Вопросы музыкознания: Ежегодник. Вып. I. 1953 – 1954 / Общ. ред. А. Оголевец. М., 1954. С. 253.
1611
Там же. Замечу, что современные историки поддерживают идею о влиянии Рылеева на «Жизнь за царя», но по совершенно другим причинам: Рылеев, по их мнению, повлиял не столько на Глинку, сколько на Розена, и транслировались в этой передаче не «антикрепостнические», а антипольские мотивы. См., например: Хорев В. Польша и поляки глазами русских литераторов. М., 2005. С. 38 – 41.
Жуковского слушай, а Рылеева не забывай! 1612
Более того, через ассоциации между оперой Глинки и рылеевской думой уже в исследовательской литературе ненавязчиво проводится связь даже между Глинкой и Лениным! Эту ассоциативную функцию выполняет цитированный А. Оссовским фрагмент из воспоминаний А.И. Ульяновой-Елизаровой об их семейных праздниках и участии в них старшего брата – будущего террориста Александра:
Саша [Ульянов. – М.Р.] заучил по своему выбору «Ивана Сусанина» Рылеева и, мало любивший декламировать, читал с большой силой выражения слова жертвы того времени за благо отчизны, как он понимал это 1613 .
1612
Павленко П., Тренева Н., Александров Г. Композитор Глинка. Киносценарий. С. 27.
1613
Цит. по: Оссовский А.В. Драматургия оперы «Иван Сусанин». С. 424.
Добролюбовская традиция трактовки рылеевской думы совмещается в этом фрагменте с советской интерпретацией оперы Глинки: Сусанин погибает не за царя, а из-за царя, он – жертва социальных условий прежнего, дореволюционного времени.
Жертвой социальных условий усилиями его советских биографов предстает и сам композитор. Так, в предисловии к воспоминаниям о Глинке А. Орлова пишет:
Нельзя не остановиться на моменте, связанном с общей оценкой деятельности Глинки в 50-е годы. В некоторых воспоминаниях сквозят нотки упрека в том, что к этому времени композитор «постарел и опустился». Как ни странно, такого взгляда придерживались даже близкие люди, в том числе и В.П. Энгельгардт, который отождествлял физическое самочувствие Глинки с его нравственным состоянием. <…> Причины утраты творческой активности Глинки в середине пятидесятых годов следует искать не в апатии или лени художника, наличие которой настойчиво утверждалось многими биографами Глинки, а в тех условиях, в каких приходилось творить композитору. <…> Не случайно после смерти Николая I Глинка внутренне оживает и возвращается к творчеству. Он начинает работать над проблемами церковного многоголосия, истоки которого ищет в образцах старинной церковной музыки 1614 .
1614
Орлова А.А. Воспоминания современников о Михаиле Ивановиче Глинке. С. 9 – 10.