Мы — это мы
Шрифт:
Чтобы помнил — ничто и никогда не бывает в порядке, как бы сильно ты этого не хотел.
***
В тот день солнце традиционно не показалось.
Порой Хэл ловил себя на мысли, что боится забыть, как оно выглядит. За целый месяц им перепало от силы два-три солнечных дня, а в остальное время небо закрывала ровная серая пелена, настолько плотная, что для мелкой работы уже через пару часов после полудня приходилось зажигать свечи.
Хэл пробирался по лесу, высоко поднимая ноги, по колено увязающие в глубоком снегу. Он старался входить в лес в разных местах и не добираться до дома
Серый цвет неба медленно густел, надо спешить, чтобы успеть до темноты — нет ничего хуже, чем заплутать в лесу зимней ночью. Хоть он и изучил более-менее окружающую чащу, все-таки не знал лес так же хорошо, как Эдвард.
Добравшись наконец до еле видного в сумерках частокола, он достал флейту и заиграл мелодию, условленную, как знак встречи. Тор и Нана вскочили и с лаем бросились к воротам, но тут же угомонились и, поскуливая, начали царапать толстые бревна.
Обычно Эдвард выходил почти сразу, но сейчас минуты текли, а единственным приветствием, которого Хэл удостоился, оставался скулеж собак. Он проиграл нехитрый мотив еще раз. Слабый мороз пощипывал губы и кончики пальцев.
Тишина.
Делать нечего, пришлось Хэлу повернуть назад. Может, Эдвард ушел в город, хотя обычно он предупреждал заранее о таких походах. Хэл свирепо выдирал ноги из снега — его душили разочарование и злость. Мало того, что придется тащиться в темноте по лесу, так еще и изволь провести вечер с Майло.
Внезапно под деревьями справа почудилось какое-то движение. Хэл замер, обратившись в слух.
Зимний лес беден на звуки. Разве что ветер погудит в кронах деревьев, да с тихим шорохом упадет с ветки пласт снега. Но сейчас Хэл отчетливо услышал слабый хруст снега под чьими-то ногами, а потом едва различимое всхлипывание.
Забыв про усталость и ни секунды не раздумывая, он бросился в ту сторону и на ходу крикнул:
— Эй, кто здесь? Голос подай, тебя не видно!
— Хэл...
Имя перетекло в мучительный стон, и у Хэла перехватило дыхание. Он в два прыжка одолел оставшееся расстояние и склонился над темной фигурой, стоявшей на коленях прямо в снегу. Вцепившись в ствол дерева, Эдвард пытался подняться, но ноги его не держали и он снова и снова опускался в снег. Вокруг уже образовалось небольшое натоптанное пространство.
— Что с тобой?! Эй! Что случилось? — Хэл схватил друга под мышки и одним сильным рывком поставил на ноги.
Стон перешел в глухой вопль; пальцы Эдварда впились в кору дерева с такой силой, что она затрещала. Хэл поспешно отдернул руки.
— Ты чего, а? Эдди...
— Спина... не трогай, — прохрипел Эдвард, корчась от боли.
Хэл подставил плечо и, вовремя сообразив, обхватил дрожащее тело не за спину, а ниже, за талию.
Они потащились по снегу. Эдвард едва переставлял ноги; по одежде и котомке Хэл сразу понял, что он идет из города. Поразительно только, как добрался так
Понимая, что сейчас не время для расспросов, Хэл выкладывался по полной. К счастью, они оба с Эдвардом были очень сильными и рослыми для своего возраста, окажись на его месте Арно или Натан, подумал Хэл с усмешкой, им пришлось бы туго.
До частокола добрались почти в полной темноте. Эдвард тяжело привалился к нему и, оскалившись от боли, запустил руку за куст, в какую-то одному ему известную щель. Звякнул засов, калитка распахнулась, и Хэл едва успел подхватить Эдварда и удержать от падения лицом вниз на обледенелый настил.
Собаки атаковали их с обычным энтузиазмом, и, чувствуя, что сейчас они свалятся оба, Хэл не выдержал и завопил:
— Госпожа Райни! Госпожа Райни! Сюда!
Эдвард слабо повел рукой, но было уже поздно — дверь дома выпустила облако теплого пара, сразу растаявшего на морозе. Альма в наспех накинутом плаще выскочила на крыльцо и помогла Хэлу затащить Эдварда в переднюю, а оттуда в общую комнату.
Здесь, как обычно, было чисто, тепло и необыкновенно уютно, жарко горел камин и две лампы. Хэл давно уже заметил, что в доме Райни всегда много света, видимо, это было одно из немногих роскошеств, которые они могли себе позволить.
Кое-как им удалось затащить Эдварда по лестнице на второй этаж в его комнату. Небольшая, с разноцветными стеклышками-вставками в окне, она располагалась прямо над кухней и обогревалась печной трубой, которая пробивала ее насквозь и уходила в потолок.
— Он сказал не трогать спину! — вовремя предупредил Хэл, и они аккуратно опустили Эдварда на постель лицом вниз. — Я принесу свет!
Он сбегал в библиотеку за свечой, а когда вернулся, Альма уже сняла с сына плащ и аккуратно заворачивала рубашку у него на спине. Эдвард больше не стонал, только тяжело дышал и время от времени скрипел зубами. В воздухе разливался тяжелый запах с острым привкусом железа. Хэл опустил свечу пониже — и тут рука дрогнула так сильно, что он едва не уронил огонь на подушку.
Смуглая спина Эдварда была исполосована глубокими ярко-алыми рубцами, из которых в тепле начали обильно выступать крупные капли крови. Местами кожа была рассечена так глубоко, что Хэлу показалось, будто он видит движущиеся под ней багровые мышцы.
Деревенский житель, с легкостью лишающий жизни любую живность, пригодную в пищу, он все же почувствовал дурноту при виде такого зрелища.
Однако Альма даже не охнула — она вообще не издала не звука. Осмотрев спину сына, поднялась и вышла в коридор, коротко бросив Хэлу:
— Побудь с ним.
В комнатке было тепло, но Эдварда трясло, как в лихорадке. Хэл поспешно вытащил из-под него покрывало из козьей шерсти и аккуратно укрыл, стараясь не коснуться страшных ран. Потом присел на корточки так, что его лицо оказалось вровень с лежащей на подушке головой друга.
— Эдди! Эй, Эд! Кто это сделал? Кто тебя избил?
Эдвард опустил ресницы. Обветренные, искусанные до крови губы в полумраке казались черными. Выдержка его поражала — кроме того крика в лесу, он ничем не выдавал, как ему больно. Хэл на его месте орал бы так, что отец примчался бы сюда из деревни его спасать.