Мы из Кронштадта. Встреча
Шрифт:
Замолкает, выпуская медленные клубы дыма после затяжек.
Сижу в охренении. Перспективы я помню и они откровенно хреновые. Это новообразование — одно из самых гадостных. Наверное потому я про него и помню. Медиана выживаемости без лечения составляет 3 месяца, хотя в то же время довольно часто пациенты проживают 1–2 года. С химией и лучевой терапией — медиана 15 месяцев. Живут 3-4 года. Случаев полного излечения не упомню и за 5 летний срок пациенты не выбираются.
Спрашивать, почему меня не позвали нет смысла. Родственники только мешают, причем даже серьезные проверенные люди срываются и бывает ведут себя так, что потом сами не могут понять — как это они так могли накуралесить.
В общем в реанимацию меня не
К общему удивлению пациент не потерял ни одной функции, хотя детрита ему убрали изрядно. Когда пришел в себя — адекватно реагировал. На второй день встал сам.
И ходит уже сам и говорит и соображает.
Через пару дней, причем у меня в это время все из рук валится и получается все как-то по-дурацки, наконец его выписывают из реанимации. Что меня поражает — он оттуда выдвигается собственным ходом — правда с палочкой и под бдительным присмотром нашей медсестрички Валеры. Мне уже сказали коллеги, что поражены тем, что нет никаких осложнений. Крайне редкий случай. Особенно сам нейрохирург удивлялся, тем более, что опухоль он постарался убрать в максимальном объеме.
А это значит, что и кусок мозга удален большой. Не меньше его удивило, что эта опухоль сейчас имеет место — вроде бы этиология ее возникновения имеет связь с вирусами, а все вирусы сейчас подавлены и уничтожены «Зомбией». Мы давно не видели никаких заболеваний, связанных с другими вирусами, даже ОРВИ практически исчезли, не говоря уж о гепатите или еще чем солидном.
Братец видит меня, ухмыляется.
Башка обрита, борода отросла, на голове красный шрам в виде багрового круга — не полного, правда, видно, что при операции кусок скальпа откидывали, как крышку танкового люка — стебель для кровоснабжения оставили и лоскут прижился хорошо обратно. Прямо дикий абрек какой-то.
— Дарова! — фирменное приветствие. И судя по всему действительно отделался малостью — конечности работают в полном объеме, взгляд бинокулярный, улыбка до ушей и речь практически нормальна. Так бы порадоваться, что операция такого объема обошлась без последствий, но мешает причина операции.
— Дарово и тебе тоже! Ну, пошли, авто у подъезда.
Машину братец принципиально водить не умеет, никогда не учился и бегал от автошколы, как черт от ладана. Думаю, что сначала из-за того, что опасался впряжения для поездок на дачу и с нее, у него дача всегда носила название «каторжные работы», это наших родителей всегда возмущало, а дальше — боюсь, что с одной стороны он знал свою безбашенность и будь у него права — ни за что бы не удержался от езды под мухой — датым он был частенько, даже чересчур, и это говорю я — сам боровшийся с зеленым змием постоянно. Но даже для меня был перебор братцем. С другой стороны ему частенько доводилось вскрывать и тех, кто убился сам, будучи за рулем «в зеленые сопли и слюни», и убитых пьяными водилами. И то и другое никак не вызывало желания идти этой дорогой — от башкой в столб до нескольких лет отсидки. Благо братец, как судмедэксперт про тюрьмы и колонии знал куда лучше меня. И его туда никак не манило.
Не спеша спускаемся к моей машинке. Залезает он в нее, старательно отпихивая всю предлагаемую с нашей стороны помощь. Гордыня у него всегда была как у десяти верблюдов. А видно, что трудно ему садиться и влезать в достаточно широкую дверку.
Выруливаю, делаю ручкой Валере «ауфвидерзеен!» и не спеша катим в город (больница все же на окраине).
— А ты хорошо держишься — говорю я уважительно.
Братец пожимает плечами:
— А как еще держаться? Какой смысл визжать от ужаса и переживать истерики одну за другой? Ты ж сам видел этих идиотов, которые всю жизнь панически
— Проверено? — спрашиваю я. Зная при том, что да, проверено, но пусть родич пораспускает павлиний хвост, уязвляя старшего незнанием очевидного.
— Представь себе. Есть внятная интернациональная статистика. Те кто судорожно боятся помереть прям зовут этим к себе костяную старушку и она их щедро одаривает инфарктами и прочими исходами. Во я завернул! — восхищаясь своей речью говорит братец.
— Впору книжки писать!
— Почему нет? Многие лекаря писателями становились, благо привычка к многотомной писанине помогает. Так вот. Все умрут, так чего портить себе жизнь и жечь зря нервы, пока живой? Тем более — по нынешним временам и сам черт не разберет кто раньше, кто позже.
— И тем не менее, ты хорошо держишься - честно признаюсь я.
— Гордишься мной? — иронично прищуривается.
— Можно и так сказать.
— Ну так и говори, чего стесняться, все свои.
— Горжусь тобой братец! — выдавливаю из себя, потому как хвалить искренне родственников, особенно таких колючих как братец — непривычно. Поневоле жду ответного ехидства.
— Ну наконец-то! — широко расплывается в улыбке родич.
— И ничего не съязвишь? — искренне удивляюсь я.
— Зачем, в кои-то веки от тебя похвалы дождался! Я высеку у себя в изголовьи кровати золотыми буквами на мраморе тобой сказанное.
— Да уж, не забудь, недохваленный. Я вроде всю (тут я чуточку запинаюсь, потому как слово «жизнь» в такой ситуации как-то не к месту) дорогу тебя хвалил.
— Ага. Аж руки устали и язык стерся. К тому же есть еще момент... — задумчиво начинает говорить последний мой родственник.
— Какой?
— Просто я знаю, что этим дело не кончается — спокойно и уверенно говорит братец.
— Вот опа! Стал верующим? (Впрочем, тут для меня ничего удивительного нет — насмотрелся на людей, которые подойдя к последней черте вдруг проникаются Истинной Верой и начинают старательно догонять по истовости веривших с детства. Фанатически, наверстывая десятилетия своего грешного безбожия. Ничего не могу сказать таким в упрек, каждый по-своему с ума сходит, а близкая смерть — очень уж мощный фактор для психики. Да чего там фактор — удар мощнейший! Так что если братец воцерквился или еще как обратился к высшим Силам — не удивлюсь).
— Да ты посмотри на меня! Какой из меня верующий? — искренне удивляется родич.
И смотрит на меня укоризненно.
— Ну мало ли...
— Ой да ладно. Мне квасить даже с муллами доводилось, не говорю про попов и прочих служителей культа, включая шаманов. Работа, знаешь ли такая была, специфичная.
Тут не поспоришь. Судебная медицина с обязательным в нашем светском государстве вскрывании всех трупов с подозрением на криминальную кончину стригла всех под одну гребенку и судмедэксперту — а братец у меня таковым является не только по названию, а и по знаниям и по опыту — доводилось общаться со всеми слоями нашего общества.
И к нему на секционный стол одинаково мог попасть и мажор с передозом и серьезный бизнесмен с пулевыми дырами по всему организму и алкоголик-бомж, которого наконец-то доканал цирроз, туберкулез и товарищи по теплотрассе, и старушка — божий одуванчик, которую срезал на пешеходном переходе горячий четырехколесный джигит.
Все национальности и все слои общества бывают в морге. И кроме формального по работе — у братца было много и неформального общения с разными людьми. В морге — то все одинаковы. И состояние похожее... И у мертвых и у живых. Такое состояние, что и мулла может выпить. И я последний, кто осудит. Тем более, что отмазки у мусульман давно отработаны — запрет был на вино, а водка — она не вино как бы, не из винограда же. Да и под крышей и в помещении без окон Он и не увидит, как говорят.