Мы из спецназа. Заложники

Щупов Андрей Олегович

–  Неужели такая красивая?

–  Красивая.

–  Да уж… - Хирург хмыкнул.
– Красивая да еще боевая - это редкость. Вот бы кого в мою богадельню! Я бы с ней точно поигрался.

–  Хватит уже, поигрались. Весь в дерьме перемазался, пока за ней бегал.

–  Перемазался - это верно. Кстати, для сведения: бактерии, что живут в канализационных стоках, обычно в несколько раз более агрессивны, нежели те, что атакуют нас на открытом воздухе. Так что ранки твои, уж не обессудь, будут еще долго нагнаиваться.

–  Черт с ними, переживу. Лучше другое скажи: твое предложение

по-прежнему в силе?

Альберт марлевым тампоном утер взмокшую лысину, уклончиво повел остреньким плечиком.

–  Ты ведь знаешь, что касается меня, то я двумя руками за. На трансплантантах мы впятеро больше наваривать станем - и с меньшим риском. Если честно, надоело работать на бордели.

–  Вот и не будем.

–  Так-то оно так, да только не хотелось бы ссориться ни с Джакопом, ни с его отцом.

–  Они ничего не заподозрят, гарантирую.

–  А эта девчонка из подземелья? Ты уверен, что она утонула?

–  Хочешь нырнуть и проверить?

–  Ничего я не хочу! Мне просто нужна твердая уверенность в том, что с этой стороны опасаться больше некого.

–  Если остаются сомнения, сунь свою лысую головенку в бассейн, а я рвану с другого краешка кусок тротила. И поглядим, что с тобой станет.
– Зэф поморщился.
– Нет, Альбертик, в воде такие штучки не проходят. Сам однажды на себе испробовал. Едва жив остался.

–  Хорошо, коли так.

–  Так, так, не беспокойся.

–  А та контора, с которой ты схлестнулся?…

–  С ними тоже разберемся. Они ведь законники, вот и сделаем их по букве закона.
– Глядя в глаза врачу, Зэф ухмыльнулся.
– В крайнем случае, обратимся к тебе. Уверен, среди твоих клиентов найдутся людишки со связями. Замолвят кому надо словечко.

–  И что дальше?

–  Ничего. Сначала замажем их как следует, потом лишим лицензии, а там и вовсе приземлим на скамью подсудимых…

–  Седьмая!
– Хирург торжествующе продемонстрировал зажатый пинцетом свинцовый шарик.
– Глубже всех сидела, зараза! Но теперь, кажется, все.

–  Тогда заканчивай эту бодягу. Над

оело лежать на брюхе.

–  Не надо было подставляться.

–  Не бойся, больше не подставлюсь…

Вперившись прищуренным взором в крашеную белой краской стену, Зэф задумчиво потер саднящий локоть. Мысли ворочались в голове тяжелые, пасмурные. Перед глазами по-прежнему стояло жутковатое подземное озеро, в ушах плавал отзвук гранатного взрыва. Странное чувство испытал он там - нечто среднее между восторгом и ужасом. И захотелось на миг поселиться в этих чертовых катакомбах, превратиться в этакого монстра, передвигающегося на четвереньках, следящего за тем, чтобы ни одна посторонняя душенька не проникла в его владения. Может, вошел в азарт после долгого преследования, а может, и впрямь сидело это где-то глубоко в подкорке. Люди - они ведь не все от обезьян произошли. Кто-то порхал, должно быть, под облаками, кто-то расправлял плавники в морях-океанах, а вот его предки, как пить дать, жили в пещерах - в темных извилистых норах, куда побаивались сунуться даже самые зубастые рептилии…

–  Словом, так, Альбертик, - заговорил Зэф.
– Дело есть дело, и начинать с кондачка мы не будем. Пока затаись.

–

 Но за девчонками скоро приедут из Питера!

–  Вот и хорошо. Пусть забирают соплячек, и на ближайшее время больше ничего им не обещай. На месяцок-другой надобно поутихнуть.

–  Месяцок? Ничего себе! Да ты представляешь, какие деньги мы упустим за этот месяцок!

–  Ты же сам говорил, что на трансплантантах жить можно круче. Словом, притаись, с голоду, думаю, не помрешь. Зато весь этот шум переждем. Опять же Джакоп с батей своим перетрет, разберется, что к чему. Вот тогда и возобновим работу. Ты, помнится, про мальчиков что-то толковал?

Альберт кивнул. Желтоватое лицо его лоснилось от пота, в крохотных глазках гуляло какое-то масляное нездоровое пламя.

–  У тебя есть какие-то идеи?

–  Есть - и неплохие. Думаю, смогу поставлять тебе по пять-шесть человечков в месяц.

–  Ого!
– Хирург оживился.
– Только учти, - мне нужны чистые! Сам ведь знаешь, с какого возраста теперь ширяются. Конечно, за год или два организм как следует протухнуть не успевает, но все равно… Как говорится, товар уже не свежий. Я-то могу закрыть на это глаза, но если обнаружат в анализах какую-нибудь пакость ТАМ, могут и обидеться.

–  А нам не все ли равно - обидятся они или нет?

–  Ну… Если большие деньги тебя не интересуют, то, конечно, все равно. Но если есть желание получать плату по высшему тарифу, тогда и товар нужно поставлять соответствующий.
– Покончив с перевязкой, Альберт стянул резиновые перчатки, возбужденно потер руки.
– Вот так!… Через месяца полтора мне обещали подвезти один ценный агрегатик - «Арсапат-40». Сделан в Японии, а уж возможности прямо космические. Кстати, для космоса в свое время и создавался. Система поддержания жизнеобеспечения такова, что пациентов можно разделывать до последнего винтика и последнего ноготка!

Зэф с интересом взглянул на лучащуюся восторгом физиономию хирурга:

–  А тебе не противно?

Удивившись, Альбертик заморгал глазами:

–  Почему мне должно быть противно?

–  Ну… Ты ведь, получается, вроде мясника. А они как-никак живые. Вот я и спрашиваю - не противно кромсать людишек на запчасти?

–  По-моему, ты с людишками тоже не слишком церемонишься.

–  Верно!
– Рывком усевшись на кушетке, Зэф звучно хлопнул хирурга по хлипкой спине.
– Что ж, похоже, мы и впрямь споемся, лепилка горбатая! И с борделями, ты прав, пора кончать. Риска много, а денег - чуть. Твоя хирургия - куда выгоднее!…

Альберт криво улыбнулся. Юмор Зэфа ему редко нравился. Да и как могли нравиться представителю истинной человеческой элиты шутки плебея?

Так или иначе, но цену себе хирург знал и полагал, что занимается самой передовой человеческой отраслью. Торговля, архитектура, музыка - все представлялось Альберту второстепенным и несущественным. Люди воевали, хлестали водку, трахались, но все они рано или поздно приходили к мысли, что жить хорошо, а умирать - скучно и страшно. Но как жить, если сердце начинает сбоить, если лопаются сосуды, а печень с селезенкой - в отказе? Вот тогда и идут, бедолаги, к врачам, поскольку больше идти некуда.