Мы, монстры. Книга 1. Башня
Шрифт:
А Рен и вовсе с ума сходил.
Странно, что еще леса не начал выжигать.
Приход Зверя — сбывшееся страшное пророчество. Мощный удар по всему Даару и Даарену лично. Но Рен был стальной — не боялся ударов. А вот потеря Йена — это уже не не просто удар, это кинжал, под латы, под кожу, прямо в сердце.
Рен любил Йена. Он плохо умел любить, но все же — любил.
— Ты знал, что это случится! — неожиданно заявил он, пробуравив Дэшона темным тяжелым взглядом.
— Не сходи с ума, — мягко попросил Дэшон. Рен уже неделю вымещал злость на всех, кто попадался под руку. Не знал, кого винить в произошедшем,
— Ты с самого начала все знал! — процедил Рен, продолжая глядеть исподлобья и надвигаясь медленно, но неумолимо. — Ты плешь мне проел, твердя о том, как много ему нужно внимания! Какой! Он! Необычный! Мальчик!
— Потому что так и было! — жестко отрезал Дэшон.
Его назвали Шаайенном — Несущим свет. Сейчас это выглядело жестокой насмешкой, но Дэшону всегда казалось, что имя подходит ему как никому другому. В нем не было ничего от отца, в отца пошел Рэй. А этот вышел копией матери, этот был ее любимцем, любимцем Ирхана и дворцовых нянек. Стоило ему выйти в непогожий день на крыльцо, как Ирхан разгонял тучи просто для того, чтоб потрепать его волосы. Ярко-рыжие, в лучах светила они сияли золотом. И искрились, сверкали глаза, таящие в глубине пронзительную насмешку, которая нет-нет да и прорвется поверхность. Она, эта насмешка, всегда сидела там — с тех пор, наверное, как научился улыбаться.
Дэшон вспоминал сейчас его тогда, совсем маленьким, в который раз пытался найти тот момент, когда он проглядел. И что именно он проглядел.
Йен казался слишком живым, теплым для здешних снегов и темных холодных скал. Заразительно смеялся, мягко говорил. Даже Рэй смягчался рядом с ним. А Йен будто ждал момента, когда все смягчатся и заразятся его смешливостью, чтобы вытворить какую-нибудь пакость. Или глупость. И потом с ухмылкой встречал всеобщее негодование.
Дэшон просмотрел тот момент, когда эта ухмылка стала и маской, и щитом. И об нее стали разбиваться любые попытки достучаться до мальчика.
Йе считал себя лучше всех. Умнее всех. Ему все давалось легко, играючи. Все быстро надоедало и становилось скучно. Все они стали ему скучны. Дэшон это заметил слишком поздно. Остальные не заметили — внешне Йен не изменился. Все так же сверкал в лучах Ирхана.
— Ты просто не понимал, кто он такой, — вздохнул Рен и отвел взгляд. — Мы все не понимали. Он обманул нас. Всегда обманывал.
Дэшон промолчал. Каждый раз, когда он мягко пытался уточнить, не слишком ли рано они сделали выводы, Рен будто с цепи срывался. Кричал, что чужаку не дано понять, что не его ума дело лезть в их веру и их наследие. Что сейчас Дэшон пытается дать себе и другим ложную надежду, и дальше уже не говорил — дальше Дэшон понимал сам: ложная надежда короля добьет. Ему, похоронившему младшего сына, нельзя сейчас задаваться вопросом: а не живьем ли похоронил?
Да и не было надежды. Даарен уже все решил: Йен никогда не был его ребенком. Йен всегда был монстром. И этот рыжий идиот со всеми его ухмылками, с издевками и насмешками, с холодной уверенностью в собственном превосходстве, в легенду вписывался идеально. Настолько идеально, что уже и Дэшон не был уверен ни в чем.
— Он любил тебя, — напомнил Дэшон, — любил Рэя.
— Он уже даже не старался прикидываться, — с тяжелым вздохом возразил Рен. Вернулся к креслу и бессильно
И пробормотал, глядя вдаль:
— Вшивые шавки... Ничего найти не могут…
Дэшон понял: беседа окончена. Двинулся к выходу и почти дошел, но вовремя отшатнулся от распахнувшейся с грохотом двери. Каарэй всегда перемещался с такой скоростью, что не дай Мертвые кому-нибудь встать у него на пути. Собьет и не заметит. Учитывая его габариты — только что дверью мог случайно Дэшона о стену расплющить. Мимоходом.
Одет Рэй был, как всегда, неправильно. Из-под неприлично короткого кожаного плаща, больше похожего на куртку, выбивались полы длинной красной рубахи, на руках — кожаные перчатки с обрезанными пальцами, уместные, когда управляешь виверной, но не в тронном зале. Смоляные волосы торчали во все стороны так, будто его и впрямь окунули головой в смолу.
А Рен на этот раз даже не бросил привычное усталое: “как ты выглядишь”. Не до того. Только поднял мрачный взгляд, и Рэй не прошел — пролетел с десяток шагов до кресла. Замер напротив, так же мрачно глядя на отца.
А Дэшон вновь почувствовал, как щемит в груди, потому что, будь сейчас Йен здесь, он обязательно прокомментировал бы эту битву взглядами. Сказал бы что-нибудь совершенно неуместное. Разбил бы вазу. Чихнул. Он часто так делал — вызывал отцовский гнев на себя. Внезапно становился неуклюжим, разговорчивым, неуместным, раздражая отца куда больше, чем это мог в принципе сделать старший брат.
“Хоть завалите меня своими легендами, — подумал Дэшон, — но так Йен защищал Рэя. Может, не осознавал этого сам, но защищал”.
Рэй, в свою очередь, всегда становился на сторону Йена. Потом, конечно, Йену от него влетало, но не при чужих. И даже не при отце. При отце Рэй просто молча смещался так, чтобы прикрыть младшего плечом.
Возможно, Рэй даже считал, что они с Йеном дружны. Да что Рэй — Дэшону тоже иногда так казалось, и только сейчас, анализируя поведение Йена в свете произошедшего, он начал понимать: Йен ни с кем не дружил.
И подставил Рэя, сам того, возможно, не желая. На Рэе Даарен срывался за эти дни неоднократно. И Рэй, который всегда мог за себя постоять, теперь просто опускал взгляд и молча выслушивал. И молча уходил.
“Будь ты селянином, которым постоянно выряжаешься, еще куда ни шло! — рычал Даарен. — Селянину можно простить глупость! Но ты — наследник престола! Как ты мог?!”.
Дэшон потом пытался поговорить с Рэем, сказать: ты не виноват. Сказать хоть что-нибудь, но не удавалось. Стоило подойти, как Рэй рявкал ничуть не хуже отца, мол, отвали, сволочь, ты вообще не из нас, тебе не понять.
Дэшон прекратил попытки, когда разглядел за яростью во взгляде тоску. Такую отчаянную тоску, которую никакими разговорами не перебить. Которую просто нужно пережить.
И вот теперь в первый раз за неделю Рэй первым пошел на разговор. И сказал тихо, угрюмо:
— Нужно собирать людей.
— Куда? — так же угрюмо уточнил отец. Чем старше становился Рэй, тем больше он был похожим на отца. Нет, на сегодняшнего Даарена парень пока не тянул, не дорос еще, но Дэшон помнил Даарена в возрасте Рэя. И тот тогда был даже мягче.