Мы над собой не властны
Шрифт:
Внизу вскрикнул отец. Коннелл бросился к нему. Отец лежал ничком на полу в кухне. Рядом валялся скомканный в гармошку коврик, — видимо, отец о него и споткнулся. Коннелл перевернул отца: рот весь в крови и один передний зуб выбит. Рядом на полу Коннелл увидел кусочек зуба, поднял его и положил на стол. Крови натекло столько, что Коннелл испугался, не откусил ли отец себе язык. Силой раскрыв ему рот, он увидел только разбитые в кровь десны и губу. Под языком скопилась лужица крови. Коннелл заставил отца наклониться
Коврики на полу постоянно сминались и елозили. Коннелл и сам пару раз на них оступился. И как он мог забыть — мама же специально просила купить двусторонний скотч, чтобы приклеить их к полу!
Коннелл смотрел, как у отца кадык ходит вверх-вниз, когда он сглатывает кровь. Дал ему пососать лед, завернутый в салфетку. Немного погодя отвел отца наверх, переодел и снова привел в кухню. Вытер кровь на полу, а кусочек зуба сунул в карман джинсов — духу не хватило выбросить, а оставить на столе было стыдно. Усадив отца на диван перед телевизором, он стал ждать, когда придет мама и увидит, в каком они оба состоянии.
Наконец он услышал, как открылась дверь гаража. Мама поднялась по лестнице с полными пакетами продуктов. Пакеты отдала Коннеллу, бросила на стол сумочку и велела убрать продукты в холодильник.
— Только жареную курицу оставь, мы ее на ужин съедим.
Крикнула отцу:
— Привет! — И налила в стакан воды из-под крана.
Коннелл, не глядя на нее, деловито разгружал пакеты. Когда рассовывать по полочкам было уже нечего, он обернулся и увидел, что мама сосредоточенно пьет воду маленькими глотками, как лекарство, глядя на Коннелла поверх стакана.
— Надо бы тебя сгонять в магазин за чесноком, — проговорила она. — Забыла купить, совсем из головы вылетело.
— Ладно.
— Звук бы убавить хоть немножко, а то собственных мыслей не слышно. Эдмунд! Я пришла! — крикнула мама и, поставив стакан в раковину, неожиданно бодрой, пружинистой походкой направилась к двери.
— Мам, подожди...
— Что такое?
— У нас тут происшествие было. Папа поранился.
Мама бросилась к отцу:
— Что случилось?
Убавила звук телевизора и снова стала спрашивать — Коннелл никогда в жизни не слышал в ее голосе такого ужаса:
— Что случилось? Расскажешь ты наконец или нет?
Отец сидел, словно статуя, глядя мимо нее, как на экране безмолвно мелькают картинки.
— Он упал. Я был в другой комнате. Он ударился.
— Эдмунд, покажи, где болит? Что он ушиб?
— Лицо. Подбородок разбил, и зуб надкололся.
— Эдмунд, открой рот!
Отец сидел с каменным выражением.
— Открой рот! — закричала мама.
Потом
— Сильно он поранился?
— Крови много было.
— Открой рот! — повторила мама.
Села рядом с отцом и пальцами раздвинула его губы. Он стиснул челюсти, но Коннелл увидел дырку на месте зуба. Мама не стала на Коннелла кричать. Даже не посмотрела на него. Она пригладила мужу волосы и поцеловала в щеку:
— Ах, Эдмунд... Что же с тобой делать?
— Ничего. — Наконец-то отец подал голос. — Ничего. Оставьте меня в покое.
Все это время он не отрывал взгляда от телевизора и только сейчас быстро глянул на Коннелла. Взгляд был пристыженный, и в то же время в нем мелькнул вызов.
Коннелл знаками позвал маму в кухню. Она встала не сразу. Коннелл отошел от двери, чтобы не маячить на глазах у отца. Ему было стыдно.
Снова раздалось бормотание телевизора, и через минуту появилась мама.
— Что тебе?
— Я, наверное, не смогу. — Он ухватился за край кухонного стола.
— Чего не сможешь?
— Да вот, с папой. Не знаю.
— Что все-таки случилось?
Коннелл опустил глаза:
— Папа упал, и все.
— Надо было лучше за ним смотреть!
— Вот и я то же самое говорю. Я не могу. Думал, что смогу, а выходит — нет. Слишком тяжело... Просто — все это слишком.
— Я то же самое делала в десять лет.
— Я же не ты, — сказал Коннелл. — В этом все и дело.
— Ну замечательно.
Мама прошла мимо него и, наклонившись, достала из шкафчика разделочную доску.
— Я совсем спячу скоро, — сказал Коннелл.
— А мне, думаешь, легко?
— Ты на работу уходишь.
— Я никуда не ухожу. Весь день мыслями я здесь.
— Прости. Не хочу тебя разочаровывать.
Мама сняла с курицы тонкую пластиковую обертку.
— Побеспокойся лучше о том, что ты меня без помощи бросаешь. А помощь мне нужна, черт побери!
— Я пойду работать. Зарабатывать. Чтобы ты могла кого-нибудь нанять.
— Оставь свои деньги себе, — сказала мама. — Они тебе понадобятся — платить психоаналитику.
— Зачем ты так?
— Я думала, если ты приедешь, будет лучше и ему, и тебе. — Мама ткнула ножом в его сторону. — Что делать, нет — значит нет.
— Я правда хотел, но не могу.
— Можешь, — сказала мама. — Просто ты этого не знаешь.
Она начала резать курицу и вдруг отложила нож:
— Давай-ка ты! Справишься? Или для этого мне тоже кого-нибудь другого нанять?
У Коннелла вся кровь отхлынула от лица. Мама наверняка заметила.
— Тоненькими ломтиками, поперек волокон, — сказала она, смягчившись.
Достала из холодильника брокколи.
— Как закончишь, нарежь вот это. Кубиками. А у меня ноги болят.
Она ушла в гостиную.