Мы не рабы
Шрифт:
– Не надо нам от тебя ничего! – это сказала Наиля.
Пик Капитализма
Потом Влад неоднократно говорил, и даже на официальном выступлении, которое состоялось позже, что горд, «сохранив чистоту» своего бульдозера, и теперь может появляться на нем в любом приличном обществе.
А тогда – всю ночь мы слышали треск, там сияли фары и гасли огоньки. Мы не расставались… как при всех исторических переломах.
Наутро эстакада была абсолютно пуста… Но недолго. Стал приближаться какой-то вой, и на эстакаду поехали непрерывным строем какие-то
– С «Сириуса» ребята! – пояснил Влад.
Но утверждать, что наша жизнь расцвела, я бы не стал. Цветущая наша территория превратилась вдруг в свалку строймусора. Уже не наша… Финансовый ручеек от «Сириуса» высох, зато хлынул этот мощный поток.
– Штурм «Пика Капитализма»! – умный Митя указал на нависающую над нами гору. – В народе теперь так ее называют.
Помнится, Пик Коммунизма был – но так ничего там и не выросло. И вот – следующий пик.
С горы доносились взрывы. Прилетали камни. Этот штурм наверняка был частью какого-то гигантского плана. Если бы это было бы что-то местное, люди бы знали. А тут – ничего даже не объясняли. Оценят поколения?
А пока – примчался Рубанцук к Владу:
– Выгоняй свой бульдозер! Засыпет нас.
– Да-а! Северомуйский размах! – сказал я Владу, но тот лишь ощерился в ответ.
Влад греб днем и ночью. Рубанцук отвозил камни куда-то по ночам. Днем было нельзя: могли остановить, обвинить в хищении и посадить… Где это мы?
Потоп
Влад вырвался буквально на час. Мы сбегали с ним искупаться, но когда вылезали из моря, увидели, что с неба на нас едет гора. Мы успели добежать и юркнуть под крышу, оказавшись все вместе, и по крыше загрохотало. Когда вышли в наш бывший сад, все было залеплено глиной. Все было глиняное – деревья, цветы. Мы вместе бродили по территории, время от времени нагибаясь и что-то поднимая. Был в истории бронзовый век. Теперь – глиняный. Куда пришли? Влад вытащил из глины что-то лохматое, слипшееся. Мертвый ежик! И Влад зарыдал.
По версии журналистов наиболее дотошных, виной были роскошные виллы, загадочно выросшие на склоне горы, выше нас. Исключительно роскошные, но без какого-либо дренажа (стока вод) и специальных «отводов» для камней. Этим людям законы физики – не указ! Камнепад прыгнул в пруд в Запрудном и, смешавшись с глиной, пошел на нас. Надо соскребать глину, пока все не окаменело. Но помощи – никакой! Впрочем… На эстакаде вдруг появилась толпа. Та самая! Но в руках у них не палки, а лопаты. Шли не закапывать нас, а – откапывать! Дружба народов?
Бульдозеру тут не развернуться. Грязь везли в ручных тачках и сливали в овраг. Оживлен был лишь Митя с камерой.
– Слушай! Мы сейчас с тобой можем великий фильм снять, о конце света! На Западе это сейчас самая фишка! Актеров врежем потом.
– Нет, – я печально огляделся. – Тема конца света мне не близка.
И вдруг – внизу эстакады появился всадник на белом коне. Всадник Апокалипсиса? Гарцуя, он приближался к нам, и в посадке его было что-то знакомое – хотя верхом этого человека я прежде не видал. Застыл у ворот. Сокол. Абсолютно прямой. Оглядел панораму. Не только наш «садик» – но и всю ширь.
– Какая бездуховность!
И поскакал вниз.
Счетчик
Листая
Возвращение
Зазвонил, после долгого молчания, телефон.
– Алле! – кинулся радостно, чуть унитаз головой не снес.
– Привет, старик!
«Стариками» мы называли друг друга как раз тогда, когда были молоды. Митя! Лет десять как не звонил.
– Как ты? Мобилен? – вскользь спросил он.
– Ну… В Грецию, скажем, могу. А до родного ЖЭКа вряд ли дойду!
– А в «Горный воздух» не хочешь?
– В «Горный воздух»? Могу! А что теперь там? Сахара?
– Да нет. Жизнь вернулась…
– Так же беспричинно, – продолжил я.
– Как когда-то странно прервалась! – Он закончил строфу, и мы засмеялись. Помним шедевры! А кто еще?
– Ты как там? – спросил я.
– Ну, работаю. На канале.
– Надеюсь, не на Беломоре?
– Тьфу, тьфу!
– На горе телевышку поставили?
– Как ты узнал?
– Так оно ж теперь правит миром… Надо? Лечу!
На наших воротах доска: «Школа юных дарований». Это умно. Дети – это святое. Тут не придерется никто. Гостиница у них теперь там, где была администрация – высоко. Разглядывал знакомые домики. Напоминают настоящие, как хорошо сделанный муляж.
Чуть прилег в номере – стук. Влад и Наиля! Обнялись. Сперва показалось мне, что Наиля «хорошо поправилась», но потом сообразил: ждет!
– Надеюсь, не первого?
– Не-е! – Гордо Влад произнес.
Работает, рассказал, в ДРСУ: Дорожное ремонтно-строительное управление.
– А сами – в Запрудном. Правая рука Рубанцука! – на Наилю указал. Но – как народ говорит – левая нога: делает, что хочет.
Митя пришел.
– Пора!
– Погоди! Посидим вместе, как раньше.
Рыбий глаз
Амфитеатр оказался как раз на месте их бывшего дома, над обрывом.
– Грустно? – у Наили спросил.
Улыбнулась, пожала плечом.
Бойкая девушка подошла.
– Я ваша телеведущая. Что вы застопорились, будто ничего не узнаете? Вы здесь живете.
– В кадре или на самом деле?
– Не имеет значения. Садитесь вот на сцену, в плетеное кресло, и пишите.
– Что писать?
– Ну, что вы обычно пишете! – уже раздраженно.
– А.