Мы ничего им не должны!

Иванов Петр Иванович

И так предварительно проигрываем ход событий по-новой: на раз – встаем, предохранительный рычаг скатывается на пол, на два – бросок, на три – Сашка уже на улице и поспешно "делает ноги". Опять не правильно, бежать нельзя ни в коем случае, такое поведение сразу привлечет внимание прохожих, только шагом, точнее – быстрым шагом следует уходить. Все равно никакой погони не будет, может быть позднее свидетели что-то и вспомнят, но точно не сейчас… За спиной бухает сильный хлопок разрыва, с мелодичным звоном вылетают стекла из окон, может статься, что еще и дверь с петель снесет напрочь, но это маловероятно. Александр по-любому успеет отойти шагов за сто от трактира, прежде чем там начнется светопреставление, едва только выползут наружу, выберутся на улицу первые контуженные взрывом и посеченные осколками гопники. Одна РГД-шка всех врагов на месте не положит, в самом лучшем случае двух-трех прибьет, остальные отделаются различной степени тяжести ранениями, но кровищи будет много, как при хорошем дорожно-транспортном происшествии. Еще пятьдесят шагов хода и возле заведения Шульца включилась первая "бабская сирена" децибел эдак на 70, вскоре к ней присоединятся и другие панические голоса. Настала самая кульминация, ключевая сцена предстоящего спектакля. Паниковать

слабый пол умеет, не то слово – прямо самозабвенно женщины стараются и невольно заводят всех остальных в том числе и мужчин. Наблюдал однажды Сашка подобные события в Смоленске собственными глазами, когда загоревшийся бордель тушил. И в Тильзите во время "культурного отдыха", как рассказывали сослуживцы, было необычайно весело – гулящие девки в чем мать родила из окон второго этажа выпрыгивали, прямо в теплые объятия российских солдат внизу. Здесь по сути тот же публичный дом под другим "приличным" обличьем, а значит бардак должен выйти на славу. Очевидцы-зеваки в первую очередь кинутся разглядывать пострадавших от взрыва, выскочившие из "нумеров" полуголые девицы тоже привлекут массу внимания. Неужели кто-нибудь "глазастый" приметит на этом красочном фоне скромного серенького пролетария и кинется его ловить? Да нет, совершенно исключено, ведь в Тильзите гранатометчика, закинувшего "жестянку" в окно заведения так и не нашли, хотя свидетелей события было хоть отбавляй.

Судьба в этот раз уберегла Сашку, а заодно и его "противников" от очередных приключений, до применения ручных гранат дело не дошло. Еще в момент сборки запала в дальнем углу воинственные крики оборванцев неожиданно сменились сначала осторожным перешептыванием, а затем и вообще наступила полная тишина. Стало слышно как еврей в баре гремит бутылками и посудой, да на улице азартно торгуются за лишний су с "жрицами любви" охочие до женской ласки местные "джентльмены".

Чудеса, да и только – бывает же такое в жизни. Еще минуту назад завсегдатаи трактира чужака собирались порвать, нет даже порезать в куски на британский флаг, а теперь смотрите – главарь банды изо всех сил пытается продемонстрировать пришельцу свое расположение. Александр с некоторым недоумением наблюдал, как здоровенный детина в дальнем углу приветливо скалится, пытаясь изобразить на изуродованном шрамами лице улыбку: "Мы свои братан в доску"! Вслед за вожаком отношение к гостю Парижа мгновенно изменили и остальные участники сборища. Страшного вида ножи исчезли под одеждой, боевой задор улетучился без всякого следа, если так дело пойдет дальше то вскоре можно ожидать и подношений "от нашего стола к вашему"? Что тогда "увидели" французы в сашкиных манипуляциях во время сборки запала и последующего снаряжения РГД-5 так и осталось загадкой. Даже опытный в таких делах Фигнер не смог дать исчерпывающего объяснения, лишь высказал осторожное предположение – запал УЗРГМ был принят по ошибке за некий специальный "воровской механизм", предназначенный для взлома сложных замков.

Окончательно сомнения Александра разрешил вскоре прибывший Самойлович, тот обернулся с делами примерно за час.

– Ты почто это друг так напрягся? – сразу же обратился напарник с вопросом к унтер-офицеру.

– Да вот сижу и жду, сейчас меня те гопники убивать будут, или ребята решили подождать немного? – ответил ему Сашка.

– Брось братец, не дури! Резать? Да это же мелочь – карманники, шпана, они сами от страха трясутся! – заверил напарника Фигнер, прекрасно знакомый с нравами и обычаями парижского "дна". В самом деле серьезные преступники в это время суток обычно отдыхают и отсыпаются после напряженной ночной "работы".

С заведением Шульца все же пришлось распрощаться, для организации конспиративной квартиры "дом свиданий" определенно не подходил. Любая вменяемая полиция должна регулярно проверять подобные уголки на предмет наличия различных криминальных элементов, а знакомство со стражами порядка в планы Самойловича не входило. В последний раз, когда он посетил Париж место было вполне приличное, но теперь по всем признакам трактирчик основательно "запомоился", превратился в притон – спрос рождает предложение.

Вечером, когда окончательно определились с временной квартирой, Александр с Фигнером наконец произвели окончательную ревизию всего своего наличного имущества и вооружения. Как выяснилось при ближайшем рассмотрении, граната РГД-5 далеко не самое лучшее боевое средство, особенно в специфических условиях Парижа. Уж слишком много улик остается после применения, пусть лучше в руки полиции попадут гильзы от пистолета ТТ, там только цифры в маркировке. А если в ведомство Фуше с места взрыва доставят предохранительный рычаг от ручной гранаты? Надпись кириллицей "УЗРГМ-2" выдавленная на детали как бы ненавязчиво намекает любому опытному сыщику, что "гости из России" успешно добрались до Парижа. Не стоило разменивать столь ценный фактор внезапности и скрытности на истребление мелкой шайки разбойников – это положение доказательств не требовало. Александр сгоряча хотел было даже заменить пистолет Токарева капсюльным револьвером, благо они взяли с собой парочку, один со сменными барабанами, другой – "цельный" с несъемным. С точки зрения конспирации такое ручное оружие, несмотря на некоторую архаичность подходит больше, так как не оставляет на месте применения никаких "вещдоков" за исключением пуль в трупах. Однако предусмотрительный Самойлович удержал своего помощника от этого шага. В столь сложном деле, как организация покушения на императора Франции очень сложно предусмотреть все возможные ньюансы. Совершенно не исключено, что в какой-то момент придется действовать по "молодецки", импровизировать вопреки всем ранее составленым планам. Из ТТ стрелок-виртуоз может поразить ростовую мишень с расстояния до 50 метров, и это компактное оружие в отличие от карабина легко укрыть под одеждой. Шанс, что с Бонапартом они однажды столкнутся "лицом к лицу", пусть ничтожный, но все же был и поэтому Токарев остался у Сашки…

"Увидеть Рим и умереть", трескучая фраза, это Илье Эренбургу, автору знаменитого лозунга "убей немца", было хорошо такими бросаться, однако наши герои прибыли в "столицу" мира с другой целью. Может быть и суждено им здесь остаться навсегда – как уж повезет, но сначала в мир иной должен переселится некий бывший корсиканец.

Первое впечатление от столицы Франции по сравнению с Москвой – совершенно нет нищих и прочих попрошаек на улицах. В первопрестольной и десяти шагов не сделаешь, как упрешься в какого-нибудь

грязного и заросшего волосами, как Робинзон на необитаемом острове, субъекта – "подайте Христа ради" или "на церкву православные жертвуйте", причем рожи у подобных сборщиков обычно из разряда "жрать нечего, а выпить хочется". Правда, позднее Самойлович объяснил спутнику, что такая ситуация сложилась исключительно по воле властей, попрошайки никуда не делись, просто умело маскируются под мелочных торговцев, пытающихся всучить прохожим различный ничего не стоящий "товар". Другой типичный пример – старик сидит на бульваре и играет на шарманке, в которую проходящие сострадательные души кладут подаяние. Полиция не может привязаться к нему – он артист. На окраинах еще куда ни шло но ближе к центру предприниматели всех сортов буквально оккупировали мостовую. Мелкие уличные торговцы и люди, перебивающиеся случайными заработками: чистильщики обуви, стекольщики, точильщики, перекупщики театральных и лотерейных билетов, мастера, стригущие собак – они концентрировались в районе Нового моста, цветочницы и перекупщицы овощей, фруктов и сыра, продавщицы молока и устриц, расклейщики афиш и продавцы газет, торговцы собаками, пиявками, вениками, булавками, спичками, зонтами, чернилами, конфетами, пряниками и пирожными, венцами для новобрачных и венками для надгробий. Общественные писари сочиняли для неграмотных клиентов письма и прошения, жонглеры и акробаты, музыканты и актеры устраивали представления прямо на улице, выступали с марионетками и дрессированными животными. Бродили там и тут люди-афиши, носившие за спиной рекламные щиты… вот уж не ожидал Сашка увидеть этих "перестроечных бутербродов" в начале 19-го века, но оказывается и тогда были в ходу. Почти все иностранные путешественники отмечали удивительную особенность Парижа: здесь прямо под открытым небом можно было и поесть, и выпить, и насладиться разнообразными зрелищами, даже осенняя пора не уменьшала активности местных "бизнесменов", некоторое затишье наступало только зимой. Полиция не могла запретить всю эту уличную деятельность, но пыталась каким-то образом ее контролировать. Полицейские указы требовали, чтобы бродячие артисты получали официальное разрешение на свою деятельность, и запрещали им выступать во дворах. Особенно строгому контролю подвергались продавцы газет; они обязаны были каждые полгода получать в полиции разрешение на торговлю и носить медную бляху с надписью "торговец газетами". Но по крайней мере у Александра сложилось впечатление, что большинство парижан ограничительные меры игнорировали, совсем как в России…

Еще одно заметное отличие эпохи наполеоновских войн – среди торговцев, разносчиков и прочих работников много женщин. В Москве не встретишь "фонарщицу", или "дворничиху", а в в Париже – сплошь и рядом, или слабый пол "естественным путем" вытеснил мужчин из относительно легких ремесел и занятий, или сказывается недостаток в людях вследствие непрерывных войн за последние четверть века.

– Три четверти дела мы почитай провернули! – без обиняков заявил своему напарнику Фигнер с довольным видов осматривавший окрестности, едва переступив невидимую границу отделявшую Париж от предместья.

Действительно, достижение немалое – сумели дойти до цели, несмотря на явное противодействие всего аппарата Фуше, теперь остается самая малость – подобраться к императору Франции на расстояние прицельного выстрела из карабина с оптическим прицелом.

На войне, как на войне или "alager com alager", сообразуясь с текущим положением. Войска, прибыв на театр военных действий первым делом не кидаются друг на друга, а спешат так или иначе обустроиться. И маленькой армии капитана Фигнера Александра Самойловича тоже следует заняться чисто бытовыми проблемами: нужна крыша над головой, пища, и очень актуальный вопрос после долгого пути – баня, без нее никак. Поздняя осень как бы не располагает к продолжению ночевок под открытым небом.

Что до первого пункта жилья, то здесь дело обстояло так – прибывшие в город рабочие-сезонники селились или в ночлежках, или снимали недорогую квартиру артелью, набиваясь в помещение как сельди в бочку. Приезжавшие в Париж в поисках заработка они поселялись вблизи Ратуши или на острове Сите – в скверных жилищах, в чудовищной тесноте и антисанитарных условиях, где в одной спальне стояло от шести до тридцати кроватей, а ночевало иной раз и полсотни человек. С одной стороны принятая ранее "легенда" не позволяет снять приличное жилье, не положено пролетариям, с другой стороны крайне нежелательно для Сашки-унтера общаться лишний раз с парижанами, он еще недостаточно "обтесался" и могут возникнуть подозрения, поэтому нужна отдельная квартира, без всяких там сожителей. Вертись, как знаешь и Фигнер, отмобилизовав видимо все свои резервы обаяния, сумел все же выкрутится. Александр так и не понял, что уж такого Самойлович каждый раз "втирал" очередному домовладельцу – хозяину или хозяйке… Пусть неохотно, пусть в дешевые чердачные этажи, зачастую требовавшие ремонта – но их пускали. Сам по себе Сашка ни за что бы не сумел уговорить никого, судите сами – дать приют каким-то сомнительным оборванцам рискнет едва ли один из тысячи владельцев доходных домов.

Париж по-прежнему, несмотря на революционные потрясения, имел ту структуру, какую получил еще в 1795 году. Территория столицы была поделена на 12 округов, каждый из которых состоял из четырех кварталов. В первый округ входили Тюильри, Елисейские Поля, Рульский квартал и Вандомская площадь. Во второй – квартал Шоссе д" Антен, Пале-Руаяль, квартал Фейдо и Монмартрское предместье. В третий – Рыбное предместье, квартал Святого Евстахия, Монмартрский квартал и квартал Игры в Шары. В четвертый – квартал Сент-Оноре, Лувр, кварталы Рынков и Французского Банка. В пятый – кварталы Благой Вести и Ворот Сен-Мартен, предместье Сен-Дени и Монторгейский квартал. В шестой – Тампль, кварталы Ломбардцев, Ворот Сен-Дени и Святого Мартина в Полях. В седьмой – кварталы Арси, Ломбарда, Святой Авуа и Рынка Святого Иоанна. В восьмой – квартал Трехсот, Сент-Антуанское предместье, Попенкурский квартал и Маре. В девятый – Сите, остров Сен-Луи, Арсенал и Ратуша. В десятый – кварталы Инвалидов и Святого Фомы Аквинского, Монетный двор и Сен-Жерменское предместье. В одиннадцатый – Люксембургский квартал, Дворец правосудия, Медицинская школа и Сорбонна. В двенадцатый – Ботанический сад, кварталы Сен-Жак, Обсерватории и Сен-Марсель (или, иначе, Сен-Марсо). Эти двенадцать округов вместе с двумя близлежащими – округом Сен-Дени и округом Со – составляли департамент Сена, префект которого был фактически мэром Парижа (в современном понимании), хотя его должность так не называлась. Эту структуру город сохранял до 1860 года.