Мы ничего им не должны!
Шрифт:
– А ну поди сюда любезный, поговорим! – следует короткий приказ, тоном не терпящим возражений. Хороший полицейский умеет разговаривать с людьми, умеет заставить их подчинятся своим требованиям. Жаль только – на подонков, вроде этих русских, магия командного голоса не действует ни черта.
– Иду, иду… – и почти сразу поросячий визг, – За что-о-о? Не надо! А-а-а!!!
Поздно, темное и тяжелое полированное дерево разит цель точно черная молния, сокрушая мягкую и податливую человеческую плоть. То, что Жавер не успел сполна "отдать" тому второму русскому бандиту, получит теперь это ничтожество, какого черта безмозглый идиот, разряженный как заморский попугай, полез не в свое дело? Этого дурня предварительно "обрабатывать" не надо, можно сразу наносить удары на поражение. Хрясть, хрясть… дубинка работает филигранно, как скальпель опытного хирурга в анатомическом театре. Хлоп – мешком падает на мостовую "шутник",
Вся эта история началась пару недель назад, когда генеральный комиссар еще не помышлял совершенно о Париже и о расследовании покушения на Наполеона Бонапарта, в провинции и без того забот хватало.
– Мы только теряем время, а дела у нас спешные. Жавер, сходите немедленно к госпоже Бюзопье, которая торгует травами на углу улицы Сен-Сов. Скажите ей, чтобы она подала жалобу на ломового Пьера Шенлона. Этот скот чуть не раздавил ее с ребенком. Его надо проучить. Затем отправьтесь к господину Шарселе, на улицу Шампиньи. Он жалуется, что водосточная труба в соседнем доме льет прямо к нему дождевую воду, которая размывает фундамент его дома. Наконец, вы констатируете нарушение полицейских правил на улице Гибур у вдовы Дорис и на улице Гарроблан у г-жи Боссе и составите протоколы. – голос мэра доносится до ушей Жавера как сквозь слой ваты, неспешная текучка. Как все это надоело, каждый божий день одно и тоже, разве фамилии участников происшествий и нарушений меняются, да и то часто по кругу…
С тех пор как его вышибли из парижской префектуры за участие в заговоре против министра полиции Фуше, приходится прозябать в этой глухой дыре. Он полагал, что из уважения к старым заслугам "проштрафившегося" назначат хоть аудитором, у тех оклад неплохой – до 6-и тысяч франков в год у некоторых доходило, плюс идут погонные – 10-ть франков за каждые 8-м верст и 20-ть суточных за каждый день командировки. Аудиторы выполняли поручения, связанные со сбором дополнительных сведений, проверкой фактов и инструктированием властей на местах. Да какое там, мстительный "папаша Жозеф" упек его на должность генерального комиссара в один из маленьких городков, где и 5-ти тысяч населения не наберется. Только и радости, что он теперь "генеральный", а в Париже был обычным, а вот оклад срезали с 4-х тысяч франков до 1-ой, заметная потеря… Единственное утешение – могло быть и хуже, в небольших населенных пунктах размер жалования комиссара полиции определяется местными муниципальными властями по согласованию с префектом департамента.
Еще по дороге в мэрию Жавер обратил внимание на то, что его верный помощник – сержант, глава местной жандармерии, остановил парочку бродяг и о чем-то с ними оживленно беседует. Машинально, скорее по старой парижской привычке, комиссар сделал как бы заметку в незримом блокноте своей профессиональной памяти – "обязательно разобраться". С местными "преступниками" особых хлопот никогда не возникало, здесь в глуши, как в старом анекдоте – за неделю известно бывает известно "что кому и как перепадет", а вот пришлые служили иногда источником различных мелких неприятностей. Поэтому он постарался под первым же предлогом вежливо отделаться от домогательств главы городской администрации. Бродячие собаки, ломовые извозчики и состояние мостовой – это все задачи для полицейских служителей самого низшего ранга, но никак не для бывшего комиссара девятого округа, когда-то слывшего грозой столичного криминального мира. Вырванный из привычной среды, Жавер все еще никак не мог адаптироваться к реалиям неспешной и почти патриархальной жизни… Пройдет немало времени, прежде чем провинциальная трясина окончательного затянет одного из наиболее результативных и смелый парижских сыщиков.
Быстро разделаться с докучливым мэром не получилось, тот продержал Жавера в напряжении добрых полтора часа и поэтому, когда он наконец выбрался на "свободу" пришельцев уже и след давно простыл. Хозяйственный жандарм был доволен, прямо так и светился до кончиков усов включительно, нашел бесплатных работников – без расходов для тощего городского бюджета удалось поправить мебель и привести в порядок штатное вооружение, а вот инспектор восторгов ветерана не разделял, напротив…
– Анри, ты что, дурак старый, пустил их прямо к нам в контору? Бог мой да у меня же деньги казенные там в шкафу лежат! – спохватился он, уж кому, кому, а Жаверу было прекрасно известно, что хороший слесарь часто по-совместительству является и неплохим взломщиком замков.
Отчитывать жандарма он не стал, бесполезное занятие, старого вояку, ветерана многих кампаний пустыми словами не исправишь. В провинции народ временами проявляет просто детскую наивность, вот и сержант дал маху, оставил почти на два часа рабочих без надзора, покурить ему видите ли захотелось, или
…Ключ в скважине провернулся на удивление легко, как по маслу, и сердце комиссара заныло, так и есть – первый верный признак взлома налицо, он сам давно никакие запоры не смазывал, да и остальным полицейским служителям до этого никогда не было дела. Он вытащил из вместительного казенного бюро маленькую шкатулку и кинулся бегом к окну, второпях даже лампу зажечь не успел. Странное, почти небывалое дело – 137 франков в ассигнациях и монетах оказались на месте, не веря своим глазам Жавер вытряхнул содержимое коробочки на подоконник и еще раз тщательно пересчитал, вроде бы не хватало 2-х су. На секунду задумавшись, комиссар тут же и вспомнил, что он сам накануне "занял" одну мелкую монетку из казенных сумм, очень уж не хотелось разменивать серебро в лавке. В последние годы Жавер стал на редкость скуповат и прижимист – старые друзья бы ни за что не узнали бывшего "бонивана" и любителя покутить, впрочем жизнь в провинции и относительно маленькое жалованье к таким кардинальным изменениям располагают.
Честные бродяги-оборванцы? Иногда, хоть и редко бывает – попадались раз ему такие, правда, те были членами какой-то религиозной секты. Но ведь замок бюро, где помимо денег хранилась различная документация явно вскрывали, уж в таких-то делах комиссар считал себя специалистом. Он лизнул ключ, так и есть – следы обильной смазки, костяного масла, его на вкус различить не трудно. Скорее всего слесарь воспользовался оружейной смазкой, выданной ему Анри для "приведения в порядок" ружей и карабинов. Внимательный осмотр впрочем никаких иных следов криминальной деятельности не выявил, хорошая отмычка может и не оставить на металле царапин. В свое время была у Жавера полезная привычка оставлять в таких случаях своего рода "маркеры", небольшие щепочки или клочки бумаги, откроет злоумышленник дверцу шкафа или ящик стола и вытряхнет заодно, а обратно вставить уже не судьба. В провинции такие изыски ни к чему, здесь друг за другом не следят, более-менее доверяют, иногда даже слишком.
К великому своему сожалению инспектор, как не напрягал свою профессиональную память, так и не смог вспомнить в каком порядке ранее были сложены в бюро папки с различными "секретными" и не очень документами. Ничего удивительного в этом не было – он сам все эти бумаги как правило не читал, лишь изредка и то бегло просматривал при получении. Тут как правило сплошь одна "политика", а туда влезать Жавер уже дано зарекся, хватило одной неудачной попытки.
Денег "гости" за свою работу с него не взяли, так может хоть интерес к бумагам проявили? Другого логичного объяснения комиссар придумать не смог, разве, что предположить, что кто-то напугал воришек и они в последний момент отказались от своего намерения.
Не глядя, наугад Жавер выдернул две папки из середины покрытой пылью и паутиной стопки. Обычно люди так и прячут, срывают следы, наверх положить – слишком заметно, на самый низ – тоже, а вот ближе к центру – самое то.
Так, что там у нас в первой? Шуаны, Вандея, Кадудаль и компания… сие уже много лет неактуально. Лидер повстанцев гильотинирован, восстание жестоко подавлено войсками, мятежники-роялисты выродились в обыкновенных бандитов.
Вторая папочка – уже занимательнее, подготовка покушения на императора, розыск террористов, прибывших якобы из далекой России? Прямо сюжет для романа, глядишь какой-нибудь борзописец со временен и накарябает нечто слезовыжимательное с благородными разбойниками и добрыми графинями. Комиссар быстро припомнил все известные детали этой истории, вроде бы ничего такого, ни единого фактика, что можно привязать к недавно побывавшим в городе рабочим-сезонникам. Разве, что тех русских было двое, офицер с денщиком и эти тоже путешествовали парочкой… пожалуй и все.
Жавер хотел отложить в сторону толстый фолиант, как вдруг в последний момент неожиданно заметил на сгибе вкладыша папки темное пятно, след – отпечаток пальца. В другое время может быть и внимания бы не обратил, поверни под другим углом к свету и не увидишь ничего, а тут повезло. Хм, никак именно эти документы пришельцев выходит и привлекли? Небольшое исследование, соскоблить ножом и снова на язык, быстро выявило, что и в этом случае фигурировало оружейное масло, и главное – след совсем свежий. Быстро осмотрев содержимое папки комиссар сумел найти еще парочку отпечатков, не столь правда отчетливых, пришлось использовать лупу, чтобы понять, что это такое. Такое впечатление, что воришка случайно испачкал один из пальцев – мизинец, во время взлома замка не заметил этого обстоятельства и наследил везде, что и неудивительно, учитывая скудное освещение. Одно время комиссар был знаком с человеком, утверждавшим, что по рисунку линий на подушечках пальцев можно безошибочно идентифицировать человека. Жаль, Директория не выделила в свое время средств на исследования этой области.