Мы ничего им не должны!

Иванов Петр Иванович

Можно было бы податься туда, по уму скорее всего и надо, но как назло все до единого трактиры располагались за городскими заставами и не хотелось так далеко идти. Сунулись было они в одно ближайшее заведение, где на вывеске значилось "Поль Нике, винокур". Действительно, и сам хозяин, и позже его внук Франсуа Нике, унаследовавший семейное предприятие, прославились тем, что гнали чрезвычайно крепкую виноградную водку, которую продавали по цене 1 су за стакан. Восхищенные клиенты именовали этот напиток "вырви глаз" и "сироп для забулдыг". Самые неприхотливые употребляли "адский напиток" прямо у стойки, более требовательные проходили в глубь комнаты, где были установлены столы и скамьи, а для наиболее "изысканных" или перебравших посетителей в заведении Нике предназначались два отдельных "кабинета", где впрочем из мебели имелась только подстилка из соломы и тряпок на полу. Однако, в отличие от российских питейных заведений типа "Иван Елкин", никакой закуски

здесь к спиртному не предлагали, вероятно для того, чтобы гости пили как можно больше. Пришлось "руссо туристо" проследовать далее, благо подобных кабачков на улице было много, Сашка насчитал на первый взгляд не менее десятка, обычная норма для окраины Парижа, предместья с поэтическим названием Ла Виллет. Следующим по порядку был кабак "Белый кролик", однако чаше его именовали по имени содержательницы, местные так обычно и говорили – "пойдем к мамаше Радиг". Чтобы туда попасть пришлось сперва форсировать настоящий поток грязи, не столь уж редкое явление на улицах "столицы мира", как в ту пору нередко называли Париж. Сходу по обонянию ударила на редкость зловонная атмосфера, хоть противогаз не надевай. Сашка привык уже за последние годы к спертому нехорошему воздуху казарм и бараков, но с таким отвратным "вонизмом" столкнулся впервые. Единственная зала, она же и по совместительству кухня представляла собой какое-то сплошное зловонное грязное болото с чавкающей под ногами жижей. Словно призраки бродили пошатываясь между полусгнившими столами и низенькими скамейками посетители сего чудного места, едва различимые среди пара, дыма от очага и гнилостных испарений в тусклом свете единственной слабой масляной лампы. Точь в точь как мертвецы в стандартном голливудском фильме ужасов, только там – лица зеленые, а здесь все больше красные и синие…

Лаврируя между нагромождением обломков "мебели", разнообразного мусора и валяющимися под ногами пьяными посетителями, Фигнер и его верный оруженосец не без труда добрались до стойки, где орудовала сама "хозяйка", бойко раздавая страждущим как пищу и выпивку, так и ругань пополам с затрещинами.

Места в общем зале не имелось, поэтому дегустировать деликатесы "Белого кролика" пришлось прямо за стойкой, обычная картина для маленьких заведений, где с одной стороны длинного и широкого стола размещается содержатель или буфетчик с его кастрюлями, сковородками и бутылками, а с другой – посетители с тарелками и стаканами.

Александр достал из чехла свою верную спутницу в походах – старую бронзовую ложку, добытую по случаю в разоренном польском фольварке, примерился было но все никак не мог решится отпробовать той непонятной бурды, что у "мамаши Радиг" выдавалась за похлебку. Столовые приборы к услугам посетителей здесь правда имелись, намертво прикованные длинными цепочками к столу, для того, что бы клиенты не унесли чего-нибудь "на память". Нечего и говорить – содержать их в чистоте считали излишним, лишь изредка хозяйка протирала ложки грязной тряпкой, насчет тарелок или мисок – не понятно, не то их все же мыли иногда, не то сами посетители вылизывали посуду дочиста.

– Ну что давай, ты сперва! – Самойлович подтолкнул локтем напарника, сам он так же не спешил отведать сомнительного варева.

– Ешкин кот, ну и дрянь! – Александр едва взяв в рот выплюнул все обратно не в силах проглотить, – У нас в остроге кормят лучше. Меня чуть не вывернуло наизнанку, и всего с одной ложки!

Соратники одновременно как по команде скосили глаза направо, где рядом мужик – по виду обычный угольщик, из числа тех, что снабжают парижан топливом для печей, спокойно и даже с аппетитом уплетал точно такой же "суп". Такое впечатление, что народ кругом уже привычный и не брезгует явными отбросами, от которых отворачиваются даже бродячие собаки.

– Эй тетка, почто эдакого дерьма нам наложила? – Самойлович решил по старой привычке "покачать права", но тут же и нарвался на жестокий отпор.

– А ну плут, молокосос, ты что лясы точить сюда пришел? Еда ему моя не по нраву? Сейчас я тебе добавки отвешу! – хрипло завопила, наливаясь кровью, и без того краснорожая бабища в грязном хлопчатобумажном колпаке, скорее всего "та самая Радиг".

Хрясть… сочный звук полновесного удара-пощечины органично дополнил сказанное, на расправу хозяйка оказалась скора, но слишком неуклюжа, что и неудивительно для такой разъевшейся туши. Стоявшая между двумя высокими бочками с вином "мамаша" издали, в туманной атмосфере кабачка вполне сходила за третью. Пострадал не Фигнер, он предусмотрительно увернулся, а находившийся рядом угольщик. Тот в долгу не остался, не слова не говоря извлек из-под стойки длинную узловатую палку, видимо заменявшую немолодому рабочему трость, и вытянул этим дрючком агрессивную бабу прямо по голове, попутно смяв ей колпак точно посередине. Началось… крик, гам, дикие вопли… в воздухе замелькали кулаки, глиняные кружки и еще какие-то предметы, не разобрать в полутьме. Обычная пьяная драка, где все против всех, хорошо знакомая Александру еще по отечественным "Иванам

Елкиным", оказывается не редкость и в центре "цивилизованной" Европе.

– Валим отсюда! – не теряя времени распорядился Самойлович и они, прокладывая себе дорогу кулаками, рванулись к выходу из столь негостеприимного заведения.

В третий кабачок они в тот день зайти уже не рискнули, для ознакомления хватило и первых двух.

– Придется погрешить супротив конспирации, сходим пообедать в Латинский квартал, здесь недалече, – решил тогда Фигнер.

На "территории науки" публика была заметно "почище" и культурнее чем на рабочей окраине, а вот сами улицы почти столь же запущенные, приходилось все время смотреть под ноги, чтоб не вляпаться в какую-нибудь дрянь.

– Кофейня Зоппи, хорошее место, говорят, сам Вольтер захаживал винца попить. – пояснил Фигнер, остановившись на минуту перед одним из заведений на углу улицы Отфей и улицы Медицинской Школы, – Идем дальше, это не для нас. Не по чину выйдет, да и на полицейских соглядатаев здесь нарваться можно.

По тем же причинам гости Парижа миновали и "Ротонду" и и знаменитое кафе Прокопа на улице Старой Комедии, которое было открыто сицилийцем Франческо Прокопио деи Кольтелли еще в конце XVII века, а в следующем столетии стало местом встречи философов-просветителей. Полиция старалась держать все "неблагонадежные" студенческие кафе под наблюдением, поскольку именно в студенческой среде были широко распространены оппозиционные и бунтарские настроения. Благонамеренные буржуа тоже с подозрением смотрели на молодых людей, которые усердствовали в кутежах больше, чем в учебе.

На так называемой площади Сорбонны – французы любят давать громкие имена даже самым заурядным улочкам, Самойлович все же нашел, то что что искал. У студентов Латинского квартала были не только свои кофейни, считавшиеся "престижными" но и "обычные" заведения, где можно было дешево пообедать, те же самые харчевни. Строго говоря никто из местных поесть в кофейни и не ходил в ту пору. Они скорее служили своеобразными клубами, местами сбора и проведения досуга для студенческой молодежи и прочих бездельников. Эти кафе с низкими потолками и тесно поставленными столами, как правило, были "курительными" то есть, по французской классификации, скорее не cafes, а estaminets: здесь пили пиво и пунш, играли на бильярде и курили сигары.

– Что нам и надобно! – торжественно провозгласил Самойлович, когда они остановились перед довольно невзрачным на вид заведением, где вместо обязательной вывески красовался большой плакат-баннер "Хлеба – вволю, бесплатно для посетителей!". Бальзак в романе "Утраченные иллюзии" оставил колоритное описание той самой харчевни, куда привел Сашку спутник: "Фликото – имя, запечатленное в памяти у многих. Мало встретится студентов, которые, живя в Латинском квартале, не посещали бы этот храм голода и одновременно нищеты. Обед из трех блюд с графинчиком вина или бутылкой пива стоил там 18-ть су, а с бутылкой недурного вина – 22-а су. И только лишь один пункт программы, перепечатанный конкурентами крупным шрифтом на афишах и гласивший: "Хлеба – вволю", короче говоря, до отвала, помешал этому славному другу учащейся молодежи нажить огромное состояние, тогда как в других местах за одну буханку хлеба нужно было отдать целую четверть франка." Бедные студенты годами столовались в заведениях Фликото и ему подобных. К услугам более обеспеченных людей были "табльдоты", то есть "общие столы" или полный пансион за счет домовладельца – обычная в ту пору услуга при съеме квартиры. Позднее, Фигнеру удавалось изредка уговорить жену привратника приготовить постояльцам хотя бы суп, и то неплохо. В дешевые кабачки для простонародья соратники наведывались во время жизни в Париже редко, как правило покупали продукты у разносчиков на улице, где за 1 су торговки наливали любому желающему миску похлебки или за ту же цену подносили миску фасоли либо картошки. За три су обычно можно было приобрести длинный хлеб с куском требухи, а еще за те же деньги наливали стакан вполне приличного вина. Все это продавалось и потреблялось прямо под открытым небом невзирая на погоду. Продавцов такого товара было видно издалека в любом сборище народа. У торговки на груди висел поднос с маленькой жаровней и сковородкой, а на боку корзина с хлебом, требухой и прочим провиантом. Торговец вином носил за спиной огромный бурдюк с вином или лимонадом, а на груди и на поясе – медные кружки для клиентов.

Не то, что бы брезговали они дешевыми народными кабаками, но по странному стечению обстоятельств почти каждое посещение заведения вроде вышеупомянутого "Белого кролика" заканчивалось в итоге потасовкой. Хорошо, если удавалось отбиться кулаками, но пару раз в ход пошло оружие, правда стреляли в воздух и под ноги противникам для острастки. Еще можно было перекусить иной раз в винных лавках. Здесь за 10-ть су клиент получал полный "сервис" – бутылку недорого вина, ржаной хлеб, сыр и право присесть за стол в глубине общего зала. Таких уютных местечек, рассчитанных на самых бедных клиентов, в столице было великое множество, особенно на окраинах.