Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
них своих дел и забот без меня хватает. Да и чем они могут помочь мне?..
Написал коротко Оле, стараясь не пугать ее. Письмо получилось несколько
легкомысленным: из него можно было сделать вывод, что не следует
придавать серьезного значения случившемуся. Любимая, узнав о моем
несчастии и больнице, собралась ехать в Ленинград - поддержать меня,
ухаживать за мной.. Но быстро выяснилось, что выполнить “план
спасательной операции” невозможно:
постоянной заботы; институт с его лекциями, лабораторными заданиями и
весенней практикой нельзя было оставить и пр.
Я был уверен, что врачи быстро “поставят меня на ноги”, что все мои
беды продолжатся не более двух - трех недель, что я возвращусь в
общежитие и “публичку” и продолжу работу над диссертацией.. Ведь
строгая и непонятная судьба уже произнесла свое жесткое слово, и оно
вряд ли еще раз прозвучит надо мной...
Сломанные ребра, гипсовая повязка на левой ноге, две операции,
постоянная боль, ежедневные процедуры, больничная палата на
протяжении трех месяцев - все это заставило меня отложить выполнение
“программы своих желаний и обязательств” до поздней осени.
Лишь в начале июля врачи разрешили мне покинуть больницу. И я
сразу же улетел в Уральск, где пробыл около двух месяцев. Там каждую
неделю ходил к врачу, занимался - под руководством медсестры Кати,
моей родственницы, - лечебной физкультурой, принимал какие - то
таблетки, отдыхал... Медленно, тяжело передвигался с помощью костылей.
Рядом со мной постоянно - Оля и дочка.. Они вылечили меня своей
любовью, душевной теплотой и заботой.. . “Подняли на ноги” - в прямом
смысле . В родительском доме я рассказал о весенней “истории”. Мама
(было видно по ее лицу) обиделась: она не могла понять причин моего
долгого “письменного” молчания: “Не хотел, говоришь, тревожить? А мы
как будто не беспокоимся каждый день, когда думаем, как ты там, в чужом
городе, живешь один ?..” С большим трудом удалось успокоить
родителей: пообещал, что больше такого не произойдет….
С братьями встретился лишь в конце августа: они более полутора
месяцев жили в одном из дальних колхозов. В очередной раз оказывали
“практическую помощь труженикам села”. Студенты (Владимир был
руководителем группы) выполняли самую разнообразную работу: их часто
“бросали” туда, где возникала “сложная производственная ситуация”...
Загоревшие, с почерневшими лицами братья весело рассказывали о своей
259
сельской жизни. Было видно, что они довольны поездкой
места и своеобразным “отдыхом” - без привычных занятий в институте..
Но отец, как обычно, насмешливо говорил о работе своих взрослых
сынов в колхозе: ” Тоже мне работнички нашлись... Вы же ни черта не
знаете... Ничего серьезно делать не умеете. Землю не понимаете... Да что с
вами говорить?..”
…Поздней осенью, выдержав еще одну операцию в ленинградской
больнице, я почувствовал себя совершенно здоровым: трость (перед
отъездом из Уральска отказался от костылей), с которой ходил почти три
месяца, потерял неизвестно где и не стал искать Что ж, печальная история
завершилась для меня, можно сказать, вполне благополучно...
... Заведующий кафедрой предложил мне обратиться в деканат
факультета с просьбой о “продлении” учебы в аспирантуре (на три -
четыре месяца). Но я не согласился с Игорем Петровичем (чем, кажется,
обрадовал его) и отказался писать такое заявление: надеялся закончить
работу над диссертацией в положенный срок, через год. Я понимал, что
придется работать более напряженно, чем раньше, но надеялся на свои
силы и терпение.. Да и выбора у меня уже не было. .Так что следовало не
только написать диссертацию, но и защитить ее на заседании Ученого
Совета. Одновременно с моими товарищами. - аспирантами... Нужно
только более настойчиво и энергично, чем раньше, работать ... Не стану
жалеть себя...
9
На рубеже уходящего и нового (1955-го) годов в нашем доме
произошло давно ожидаемое мамой радостное событие: старший сын
признался, что намерен жениться. Бывший любитель веселых встреч и
шумных танцплощадок в “Кзыл - Тане” и доме Карева, он многие годы,
равнодушно - спокойно слушал известные советы и просьбы родителей
подумать о своем будущем: “О чем и зачем говорите?.. Кого надо искать?..
Найдется - в свое время... Как положено... Не рано, но и не поздно...”
Первые годы учебы в институте давались Владимиру нелегко: ему
пришлось возвращаться к некогда известным, но уже забытым
грамматическим правилам и литературным произведениям, основательно
изучать и анализировать новый, сложный (для него) “материал” (“нельзя
получать на экзамене “удочку”, - потеряешь стипендию...”). Нелегким
(даже для опытного комсомольского “деятеля”) дополнением к лекциям и
семинарам стали многочисленные и разнообразные “общественные