Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы
Шрифт:
Инари пробежал вдоль своих следов у границы деревни. Пересечений не было. Никто не ушел на юг.
Нигде еще не знали о событии, захватившем Похьяла.
Из деревни ушли все-таки только в три часа дня.
Сара устал больше других, и поэтому Инари оставил его в домике телеграфиста, поручив ему стеречь захваченное оружие и передать главным силам — начальнику снабжения Олави.
Сара должен был также передать Коскинену записку с торопливым докладом, неразборчиво нацарапанным Инари, обо всем, что случилось
В Куолаярви ведь большой гарнизон.
Сара остался, гордый выпавшим на его долю поручением. Честное слово, он чувствовал себя в эти дни человеком гораздо более важным, чем когда бы то ни было. И как это ни странно, ему казалось, что он больше знает, чем всегда, больше умеет и больше значит. Да вот, например, сейчас ему поручено, и по заслугам, охранять ценное отобранное оружие. Он должен передать секретное письмо начальнику всех смелых людей севера.
Ты не ошибся, товарищ Инари, старый Сара поручение выполнит.
Снова шли парни по дороге на юг, и опять впереди шел Инари. Новое селение, новая остановка всего через двадцать два километра, там привал до раннего утра. Если хорошо идти, то можно, пожалуй, засветло быть в Коски.
Приятно и весело идти вместе такой гурьбой.
Даже холод как-то меньше щиплет. К тому же приятели указывают друг другу на побелевшие от ветра щеки, носы, уши и помогают оттереть их снегом. Да еще натрут так, что после с полчаса горит лицо.
Так идут они скользящим шагом. И бегут навстречу телеграфные столбы, стянутые тонкими металлическими нитями, но тока нет — линия порвана.
Они прошли всего пять километров, когда повстречали сани. Парень изо всех сил гнал лошадь и хлопал все время в ладоши, чтобы хоть немного согреть руки. Когда его сани поравнялись с Айно, она крикнула:
— Остановись!
Сани замедлили свой бег и, попав в густую толпу лыжников, остановились.
— Есть оружие? — спросила Айно.
— Есть!
— А ну покажи!
И парень с гордостью извлек из глубоких своих карманов новенький браунинг.
— А ну отдай!
— Ну, это ты брось шутить, — рассердился парень.
— Ребята, да это сын нашего управляющего, щюцкоровец, — узнал его только что примкнувший к отряду батрак.
— Отдай браунинг, а то потеряешь! — прикрикнул Сунила.
Сани со всех сторон окружили лесорубы. Хлестнуть по лошади и пронестись мимо не было теперь никакой возможности. Да и была ли она раньше? За плечами лесорубов винтовки. Откуда они их получили? Может быть, объявлена мобилизация, о которой было столько разговоров?
— Граждане, у меня ведь есть официальное разрешение на ношение оружия.
— Ну и оставь его при себе.
— Официальное
— Вперед, товарищи!
И они снова пошли вперед.
— Но где же я теперь достану оружие? — крикнул сын управляющего с саней.
…Первая рота партизанского батальона лесорубов Похьяла продолжала свой путь.
Они подошли к деревне вместе с сумерками.
Снова отряд остановился в километре от жилья.
Снова Инари взял себе в помощники Каллио, и они вместе пошли через деревню.
Деревня эта была гораздо больше, чем первая. Вот они прошли мимо лавочки и харчевни, куда всего несколько дней назад заходили Олави и Лундстрем со своим драгоценным грузом. Вот в окне почтового отделения погасла лампочка. Вот медлительно зажигаются уютные огоньки в обледеневших оконцах высоких бревенчатых северных изб.
К стенам прислонены высокие лыжи. Старожил, возвращаясь к себе домой, топчется на крыльце, стряхивая с кеньг снег, перед тем как взяться за дверное кольцо. Нежно блеют овцы в хлеву.
Вот идут по улице и степенно разговаривают между собой две высокие нейти.
Ну как не поклониться им, таким здоровым и приветливым!
А вот и сугроб, превращенный детворою в горку. Детишки расходятся сейчас по домам, волоча за собою саночки. Вот и мать с крыльца подзывает свою дочку.
— Пора домой!
Уже опустились на землю зимние сумерки.
Вот в такие же сумерки, когда снег смешивался с мглою, а руки в мокрых варежках краснели и деревенели, и только что прокатился с горки так, что захватывало дух, а санки набок, слышался голос матери, звавшей домой. А что было доброго дома?
Вот опять над миром идут сумерки, и дети расходятся по домам.
— Хорошие у нас матери, Инари, — мечтательно говорит Каллио.
— Что? — Инари думал о чем-то другом, своем. — Ах да!
Чтоб найти подходящую сосенку, на этот раз надо сойти с дороги, отступить немного в лес.
А, вот она!
Инари размахнулся, неважно сейчас, что не под корень. Не экспортная древесина, слава богу. Три взмаха, достойных такого лесоруба, как Инари, — и она рушится, эта сосенка, взметая в своем падении тысячи тысяч снежинок.
Раз — отлетает одна ветка, два — нет другой. Инари подымает деревцо и валит его на провода.
И повторяется все, что было вчера. Провода падают вниз, Каллио отправляется дать знать отряду о том, что можно входить в деревню и послать часовых, Инари наносит лыжный след метров на триста вправо и влево от дороги. Потом ему две или три минуты приходится ждать человека. Вот он первый — молодой лесоруб, его так и прозвали — Молодой, вот и второй, неразлучный с медным своим котелком.
— Смотрите за следом, товарищи партизаны!