Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы
Шрифт:
— Благодарю вас, фрекен, сегодня у меня нет времени читать хельсинкские и даже стокгольмские газеты, я попрошу у вас сегодня другой услуги.
— Пожалуйста, херра.
— Будьте добры, отдайте мне оружие, которое есть у вас.
Фрекен даже остолбенела от неожиданности.
— Как, — только через несколько секунд нашлась она, — и вы, такой благовоспитанный швед, тоже с этими? — И потом, принимая оскорбленно-неприступный вид: — Никакого оружия у меня нет.
«Как он смеет после всего этого еще улыбаться?» — возмущается до глубины
Но Лундстрем не только улыбается. Он вытаскивает из кармана револьвер и, перебрасывая его с ладони на ладонь, вежливо продолжает:
— Не будет ли фрекен любезна открыть ящик письменного стола, с правой стороны, второй сверху, и вытащить оттуда небольшой плоский револьвер?
Она смотрит на него во все глаза.
— Видите ли, фрекен, мы все знаем, у нас в батальоне работают два провидца. Может быть, вам приходилось в Хельсинки бывать в цирке? Там иногда работают такие волшебники. Так вот, будьте добры, отдайте револьвер. Не то они превратят вас в кобру.
Лундстрем подходит к столу, вытаскивает ключ из замка среднего ящика, открывает второй ящик сверху, справа, и рука его безошибочно, как будто он сам туда его положил, нащупывает дамский браунинг. Что ж, это хуже винтовки, но тоже может пригодиться.
— Счастливо оставаться, нейти, — он переходит на финский, — почтарша.
Девушка смотрит ему вслед, и в ее взгляде злость смешивается с удивлением: откуда он мог узнать?
Лундстрем, довольный своим приключением, быстро идет по улице. Навстречу едут вооруженные парни.
— Где штаб?
У входа в харчевню толпились лесорубы. С ними весело разговаривала девушка, которую он в прошлый раз принял за дочь хозяина. Нет, дочь трактирщика не стала бы так смеяться сейчас, и он напомнил ей:
— Ты, дочка, говорила, что у вас снеди хватит на две тысячи таких голодных бродячих отцов, как мы. Ну что ж, накрывай столы!
И, не выслушав ответа смутившейся девушки, он пошел внутрь.
Столы были отодвинуты к стенам. Айно торжественно восседала на груде конфискованного оружия, на сдвинутых столах сладко спал молодой лесоруб.
— Садись, Лундстрем, — приветливо сказал Коскинен, — кофе сегодня дешев, ровно вдвое, полмарки стакан, — и сразу же обратился к группе крестьян, обитателей деревни.
Преувеличенная серьезность их речи и медлительность движений выдавали большое, с трудом сдерживаемое волнение.
— Ну что ж, товарищи, — ласково сказал Коскинен, обращаясь к самому старшему из них, — чем могу я быть вам полезным? Или вас не удовлетворяет оплата, предложенная за перевозку начальником хозчасти товарищем Олави? Садитесь, пожалуйста. — Но, увидев, что все табуретки заняты, Коскинен сам встал.
Олави стоял рядом с Коскиненом.
Помолчав с десяток секунд, как положено правилами приличия, старший сказал:
— Нет, оплата совсем не плохая. Особенно если для верности вперед заплатите.
И хозяева удовлетворенно закивали головами.
— Что же, можно половину вперед. Олави, ты сейчас тогда
Тогда снова заговорил старший:
— Видишь ли, товарищ начальник, в нашей округе очень много медведей.
— Что же, мы вам всех вывести не сможем.
— Нет, не о том мы говорим. Сколько убьете, столько и ладно. Мы и сами с ними хорошо справляемся. Только охотничье оружие нам нужно.
— Ну нет, товарищи, поделиться своим оружием с вами я не могу, по секрету говоря, нам и для батальона не хватает.
— Да мы вашего не просим, мы о своем печемся.
И старик показал на груду оружия, на которой торжественно сидела Айно.
— Конфисковали наше оружие. Без другого на худой конец обойдемся, а без охотничьего никак.
Олави подошел к груде. Он еще не успел принять оружия и раздать его третьей роте. Не пришлось долго разглядывать, чтобы убедиться, что около половины оружия было охотничьим. Преобладали охотничьи винчестеры.
— Они правы, — спокойно доложил Олави начальнику.
— Выбери сейчас же, Лундстрем, охотничье оружие и отдай под расписку этому товарищу. — Коскинен показал на старшего крестьянина.
Крестьяне одобрительно закивали и зашептались.
— Произошла небольшая ошибка, товарищи, — спокойно объяснил Коскинен. — Мы у крестьян никакого имущества не отбираем, мы их друзья, и, когда мы придем к власти, сразу же все крестьяне получат казенные и помещичьи земли и леса. Оставьте себе охотничье оружие и бейте медведя, лося и дичь на здоровье.
Лундстрем выбрал из груды охотничьи ружья, написал расписку. Старший внимательно прочитал расписку, подняв при этом очки с носа на лоб, пересчитал оружие и затем старательно чернильным карандашом вывел свою подпись.
— Все в порядке, товарищи.
— Я боялся все время за Инари, он все еще не понимает, как важна для нас крестьянская поддержка, — как бы про себя сказал Коскинен.
В комнату вошел с группой своих ребят Вирта. И Коскинен приказал ему:
— Вторая рота выступит на соединение с первой через четыре часа. Обозы и третья рота выходят через четырнадцать, около шести утра, чтобы к вечеру прибыть, уже минуя хутора, в Куолаярви.
«Он говорит так, как будто Куолаярви уже захвачены нами», — подумал Лундстрем.
На улицах горели костры.
Слышны были ржание лошадей и громкие разговоры невидимых в темноте людей.
И оттого, что люди эти не были видны, их казалось бесконечно много. И ощущение множества людей, идущих вместе на одно и то же дело, на одни и те же трудности, страдания и радости, волновало и одновременно успокаивало уверенностью в своей силе и непобедимости. Шутка ли сказать, сколько народу шло заодно в этих малолюдных северных районах Похьяла.