Мы все умрём. Но это не точно
Шрифт:
— Я полностью в адекватном сознании, — холодно ответил Теодор, — это ты кретин, который упорно разрушает свою жизнь.
В том месте, откуда доносился голос Нотта, протяжно скрипнула половица. Затем другая, чуть ближе, потом третья, находящаяся совсем рядом с ними. В то же мгновение Гермиона услышала, как звонко лязгнула соседняя цепь. Рука Малфоя соскользнула с её плеча, и он всем телом подался вперёд.
— Но если ты будешь меня слушаться… — в этот раз голос Тео прозвучал меньше, чем в десяти дюймах от них, — то всё у нас с тобой будет хорошо, малыш.
Он прошептал это вкрадчиво, ласково, будто бы сейчас не держал Малфоя за цепь, словно пса, а разговаривал с любовницей.
— Хорошо, Тео, я сделаю как ты хочешь, но освободи её.
— Нет, — сразу отрезал Нотт, так же, как палач опускает топор: резко, одним разом обрубая позвонки и всю надежду на долгую и счастливую жизнь. — Алекто сказала, что после обряда Амикус займётся грязнокровкой, и я не стану ему мешать.
Гермиона ещё раз мысленно прогнала в уме его ответ, и липкий, холодный ужас растёкся по всему телу. Тео отдаст её Амикусу? Сознание отказывалось принимать эту мысль. Оно выталкивало и отторгало такую возможность, будто поверхность воды — раздувшееся тело утопленника. Цепь Драко вновь звонко лязгнула, и Малфой сел обратно на пол. Грейнджер почувствовала, как он осторожно погладил её спину, успокаивая. Ей очень захотелось прижаться к нему и уткнуться носом в шею, но она помнила его молчаливое предупреждение. Нужно было просто дождаться, когда Теодор уйдёт, и тогда они смогут поговорить открыто.
Просто дождаться.
Нотт сделал несколько шагов в сторону выхода. Перед самым носом Гермионы возникли его чёрные, грубые ботинки, и она крепко зажмурилась, боясь, что он заметит её бодрствование. Уходи. Уходи уже быстрее!
Но Тео не двигался. Он замер прямо напротив неё, нависая безмолвной скалой. Грейнджер буквально кожей чувствовала его тяжёлый взгляд на себе. Сколько Теодор так стоял? Секунду, две, а может быть, вечность? Чего Нотт ждал? Он нервно постучал носком ботинка.
— Долго будешь ломать комедию? — Нотт присел и грубо обхватил пальцами её щёки. — Ты либо встанешь сама, либо я оттащу тебя на цепи, как животное.
На Гермиону накатила нервная дрожь. Она бы застучала зубами, если бы Тео не держал её. Как он мог так говорить? Тот самый Теодор, к чьему плечу она прижималась во сне, в то время как он пальцем выводил на её коже защитные руны… Тот Тео, что просил Драко увести её подальше, а теперь сам готов был отдать Амикусу? Да что с ним такое? Империус?
Грейнджер упрямо стиснула зубы, медленно открыла глаза и вгляделась в его лицо. Наверное, в глубине души она ожидала, что перед ней окажется какой-нибудь изуродованный, злобный двойник, такой, с острыми зубами, как у всех чудовищ, и змеиными, красными глазами. Но нет, напротив неё был всё тот же хорошо знакомый ей Тео: прозрачно-зелёная радужка, узкие зрачки, смешные веснушки и капризный изгиб губ. За исключением неприятной ухмылки, он ничуть не отличался от себя прежнего. Нотт молча выпрямился во весь рост и направил на неё палочку.
— Вставай, — скомандовал он, грубо дёрнув Гермиону за цепь и принуждая подняться с пола. Но та не послушалась. Лишь крепче сжала зубы и гордо вскинула подбородок. Захочет тащить — пускай. Она никуда добровольно не сдвинется! Эта тёмная, маленькая камера казалась ей сейчас самым безопасным местом на свете.
— Не трогай её, — Малфой обхватил двумя руками
Теодор приподнял бровь, кинув на Драко полный презрения взгляд.
— Ступефай! — оглушающее слетело с его губ быстро и легко, словно обыкновенное «будь здоров» чихнувшему.
Малфой без сознания упал на пол, и Гермиона тут же осознала, что угроза Тео оттащить её на цепи — вовсе не пустой звук.
Помощи ждать было неоткуда.
Грейнджер тяжело вздохнула, села на колени и отряхнула джинсы от серой пыли. Что ж, если помощи ждать неоткуда, то она хотя бы сохранит свою гордость. Не дожидаясь, пока Нотт запустит в неё какое-нибудь проклятие побольнее, Гермиона медленно встала, расправила плечи и окинула прощальным взглядом Драко. Тот будто бы просто спал: его светлые волосы растрепались, чёлка рассыпалась по лбу, прикрывая тёмные брови, а в крепко сжатых пальцах остался тот самый кожаный браслет. Она так и не поняла, зачем Теодор ей его передал и почему это было так важно, но данный факт уже не имел значения. Мертвецам вещи не нужны. Гермиона приложила руки к груди, нащупав под кофтой тот самый обломок волшебной палочки Драко, который она носила, не снимая, и горько усмехнулась.
Не потеряй свой свет…
***
Нотт захлопнул дверь, снял наручники и пропустил её вперёд себя. Судя по всему, их камера находилась в подвале: здесь стойко пахло сыростью, было темно и наверх вели трухлявые деревянные ступеньки. Он наколдовал Люмос и подтолкнул её в спину, но Гермиона, сделав два шага, упрямо остановилась. Не убьёт же её Теодор, в конце концов? Между лопаток мгновенно упёрлось остриё палочки.
—Тео… — она должна была попробовать достучаться до него. Даже если это Империус, его всё равно можно сбросить. Всегда есть лазейка в сознании жертвы, через которую можно попытаться разрушить чары. Нужно лишь найти значимую для человека ниточку и аккуратно потянуть. Гермиона вспомнила все лекции в аврорате, где рассказывалось, как помочь другому сбросить принуждение. Набрала воздух в лёгкие и медленно, плавно развернулась. Остриё палочки проскользило по телу и упёрлось в сердце. Нотт раздражённо вздёрнул брови в немом вопросе. Гермиона облизала пересохшие губы, собираясь с мыслями. Все слова, которые она хотела ему сказать, застряли в горле. В тусклом свете Люмоса его лицо выглядело словно вылепленное из фарфора: красивое, белое и абсолютно неживое.
— Помнишь, ты мне сказал, что когда-то был заперт в своём теле, как в тюрьме? — тихонько спросила она, глядя ему в глаза. Пустые и прозрачные, словно у призрака. — Ты свободный человек, слышишь, Тео? Ты сам творишь свою жизнь… Я могу помочь тебе…
На мгновение ей показалось, что что-то изменилось в его взгляде. Словно мелькнул слабый огонёк. Выражение лица Теодора немного смягчилось, уголки бровей поползли вниз, он растерянно, даже наивно поморгал, поднял руку с фамильным перстнем и издевательски наигранным жестом смахнул невидимые слёзы с глаз.
— Закрой рот и шагай вперёд, — отрезал он.
Гермиона съёжилась от его слов, но смириться с поражением была не готова. Она медленно сжала руки в кулаки, а потом разжала. Пальцы дрожали от напряжения, а в животе будто поселилась подвывающая Банши. Теодор ничего не слышал. Значит, нужно было показать. Повинуясь импульсивному порыву, Грейнджер потянулась к его губам. Жёсткие пальцы тут же впились ей в плечи.
— Не смей прикасаться ко мне, — он со злостью оттолкнул её, и Гермиона упала, ударившись спиной о ступеньки. От боли в уголках глаз выступили слёзы.