Мы все умрём. Но это не точно
Шрифт:
Белые цветы лежали на могильной горке неровно, хотелось подойти и поправить. Вуд любил порядок.
— Ты мог его спасти? — наверное, это был самый острый вопрос для неё.
— Нет.
Гермиона повернула голову, наконец-то взглянув ему в глаза. Серые, холодные, родные. Казалось, что он говорил искренне, или, может, ей просто хотелось в это верить? В случае с Малфоем она не могла понять, где кончается её самообман и начинается реальность.
— Зачем ты всё это делал? — наконец задала тот вопрос, который никак не укладывался в её голове.
— Ты была врагом, — Драко легко пожал плечами. — Это было забавно.
— Понравилось смотреть,
Его рот дрогнул в сдержанной, змеиной улыбке.
— Вообще-то, да.
Грейнджер замерла, с отвращением разглядывая лицо Малфоя. Ветер растрепал его зачёсанные белые волосы, и они спали на глаза. Кончики пальцев зудели от желания дотронуться до них. Как можно одновременно хотеть ударить и прижаться к нему покрепче? Она впилась ногтями в ладонь до боли, останавливая себя. Казалось, ещё секунда, и её тело само собой сорвётся с места и прижмётся к нему. Обовьёт руками, уткнётся носом в грудь и вберёт в себя его запах. Растворится в нём, потеряется с ним. Ей было так одиноко, пусто, холодно, и Драко казался тем самым лекарством, что спасёт её. Они вместе вернутся к Тео, и всё станет как прежде. Будет остывший чай по утрам и громкий смех в ванной. Только это ложь.
Драко, молча наблюдавший за ней, дрогнул уголками губ и улыбнулся шире, совсем по-мальчишески.
— Альбус подрос, и Теодор запрещает мне его кастрировать.
Его слова словно холодным ножом прошлись по рёбрам. Хотелось кричать от боли, переполнившей душу. Он специально это делал. Говорил так, словно ничего не случилось.
— Я не вернусь, — сухо ответила она и вновь перевела взгляд на могилу Оливера. Ей никогда не стоит забывать настоящую реальность, а не тот воздушный замок, что навоображала себе сама.
— Вернёшься. Ты не сможешь без нас, — хмыкнул Драко, засунув руки в карманы, и небрежно добавил: — Тебе некуда деваться.
И, не дождавшись ответа, двинулся прочь.
Гермиона смотрела, как удаляется его тёмный силуэт, и пыталась успокоиться. Малфой был уверен, что всё контролирует. Что она никуда от них не денется. Что она слабая и никчёмная. Он был прав. И ошибался. Именно в этот момент, стоя у могилы Оливера, она осознала, что хочет уйти. Разорвать всё. Стать чистым листом.
Самым сложным было убедить Невилла помочь тихо, тайно и не афишируя. Его старший аврор умудрился провести её через программу защиты свидетелей, хотя рассказать об учениках Антонина она могла откровенно мало. Но знание о местоположении особняка Долохова в Болгарии оказалось даже полезным.
Гермиона никак не могла заставить себя вернуться в Отдел. Всё там напоминало о её собственных неудачах. Ничего не достигла, не смогла. Постоянно винила себя в смерти друга, вспоминала о Драко и Тео и снова винила себя во всём. Если бы она не была так слепа, если бы она думала головой… Ей было стыдно перед коллегами, перед Невиллом, перед мёртвым Оливером. Ей казалось, что все шепчутся за её спиной и знают.
Что знают? Гермиона так и не могла сформулировать.
Чтобы не ходить на работу, она взяла свой первый в жизни отпуск, а когда приходила к Лонгботтому, то старательно пыталась избегать Драко в коридорах Министерства. Ей казалось, что он постоянно наблюдал со стороны и ждал, когда сама приползёт. Просто давал ей время.
Один раз она даже встретилась с ним в большом зале, оба пересеклись взглядами, и от этого её душу вспороли, словно свежевыловленного тунца. Кишками наружу. Гермиона смотрела на его губы и буквально физически
Потому что, как бы она ни пыталась убедить себя, что всё кончено, глубоко внутри себя желала закрыть глаза и оказаться рядом с ними. Не думать ни о чем. Чтобы они перестали быть теми, кем являлись, а стали просто самими собой хоть на один час. Казалось, будто часа счастья хватило бы, чтобы набраться сил и двигаться дальше. Но она боялась, что стоит заговорить с одним из них, и весь запал решительности улетучится.
Как жить рядом с людьми, которые каждый день врали? Они вдвоём врали, водили за нос и наверняка посмеивались за её спиной. Поэтому Гермиона старательно избегала обоих и плелась, послушно подставляясь под тычки судьбы.
Из подсмотренной таблицы по планам на лето вдруг выяснилось, что её экзамены перенесли, лишив возможности сдать на повышение категории. Её рабочий стол внезапно передвинули в менее многолюдный кабинет, а в соседках оказались лишь старушки-архивариусы. И почему-то в этом виднелась рука Малфоя. А может, просто у неё начиналась паранойя.
Хотя всё равно ни малейшего желания вновь возвращаться и заниматься пустым перекладыванием бумаг у неё не было. Она, как одержимая, сосредоточилась только на одной мысли. Начать всё сначала. Старший наставник Невилла занимался подготовкой программы по защите свидетелей. А значит, её ждала новая жизнь.
Иногда она ловила себя на том, что видит силуэт Теодора на другом конце улицы, но это всегда было ощущение на грани. Боковым зрением. Краем глаза. Иногда, когда сидела на подоконнике с открытым окном, даже казалось, что чувствует запах его ментоловых сигарет. Но никогда не видела его напрямую. И всё же Гермиона знала, что они за ней следили. В этом сомнений не возникало: на пороге дома Невилла иногда из ниоткуда появлялись полевые цветы, сладости и какие-то мелкие записки, которые она выкидывала, не читая. Единственное, что позволила себе забрать из подарков, — это зелье, которое могло бы восстановить память её родителям.
Она несколько дней подряд приходила в их клинику и не могла решиться на этот самый главный шаг. Папа получил какой-то очень важный диплом, и тот теперь красовался в огромной позолоченной рамке прямо по центру стены. Дело родителей процветало, они выкупили всё здание и теперь во втором крыле шёл капитальный ремонт для новых кабинетов. У мамы родился здоровый мальчик, которого назвали Марком. Они столкнулись в коридоре клиники, и Гермиона даже позволила себе улыбнуться малышу. Беззубый, но уже кудрявый. Братик. Мама сидела в приёмной и читала ему детскую книжку с яркими картинкам, ожидая, по всей видимости, когда папа закончит работу. Они казались такими умиротворёнными и спокойными. Мальчик довольно лепетал и что-то гулил. Размеренно тикали часы. Яркое солнце освещало чистый, уютный холл с зелёными папоротниками в горшках, и у Гермионы возникло ощущение, что она здесь лишняя. Как призрак, пришедший тревожить живых. Это было бы очень жестоко — вернуть им память и снова исчезнуть. Эгоистично. Они здоровы, они счастливы, у них своя жизнь без неё.