Мы
Шрифт:
— Я наблюдала за всем из окна. Тебе очень не повезло, Пол Ньюман, — сказала она и рассмеялась. — Это были здоровые парни. Думаю, они могли бы тебя убить или, самое меньшее, опустошить твой банк.
— Что ты ему сказала?
— Посоветовала обратиться в страховую компанию. У него есть страховка, так пусть ею воспользуется! Тебя трясет. — Она продемонстрировала, изобразив дрожание рук. — Хочешь чая?
— Очень кстати. Благодарю. — Мы ждали, когда вскипит чайник, и за это время я изучил ее голый зад, большой и рыхлый, который ни разу не удалился от моего лица больше чем на полметра. Я повернулся к окну на улицу, желая осмотреться с этой точки, и заметил, что здесь точно такой же офисный стул, какой когда-то
— О, у вас тоже идет «Аббатство Даунтон»!
— Желаешь посмотреть что-то другое? — Регина дернула плечом и показала на маленькую стопку DVD.
— Нет-нет. Даунтон подойдет.
Не спрашивая, она добавила в чай два куска сахара и протянула мне кружку. Тогда я заметил, что руки у меня дрожат. Левую ладонь я использовал вместо блюдца. Не зная, что сказать, я поинтересовался:
— Ну и… давно ты здесь работаешь?
Регина рассказала, что занимается этим шесть или семь лет. Родители у нее нигерийцы, но родилась она в Амстердаме и начала здесь работать по рекомендации подруги. Зимой дела идут неважно, трудно оплачивать аренду маленькой кабинки без потока туристов, но у нее появились постоянные клиенты, на которых она может рассчитывать. Летом, наоборот, слишком большой наплыв, слишком большой, и она грустно покачала головой. «Мальчишники! — Она погрозила мне пальцем, словно это я их организовывал. Оказалось, многим мужчинам требовалась выпивка для храбрости, после чего они уже были ни на что не способны. — Им все равно приходится платить!» — сказала она чуть воинственно, а я рассмеялся, закивал и согласился, что это справедливо. Я спросил, знает ли она своих коллег, и она ответила, что все они в основном дружелюбны, хотя некоторых девушек обманом заманили сюда из России и Восточной Европы, что очень печалило и злило Регину.
— Они думают, что их нанимают для танцев, можешь поверить в такое? Танцовщицы! Можно подумать, где-то нужно столько танцовщиц! — Она помолчала немного и спросила: — А ты чем занимаешься, Пол Ньюман?
— Страховкой, — ответил я, сам поражаясь причудливым полетам своей фантазии. — Я здесь в отпуске, с женой и сыном.
— У меня тоже есть сын, — сказала она.
— Моему семнадцать.
— Моему только пять.
— Пять — чудесный возраст, — сказал я, хотя всегда считал подобные ремарки идиотскими.
Когда возраст перестает быть «чудесным»? «Пять — чудесный возраст, зато пятьдесят четыре — ублюдочный» — по логике вещей получается так. Как бы там ни было, пятилетний сын Регины проживал в Антверпене со своими дедушкой и бабушкой, поскольку она не желала, чтобы кто-нибудь из них видел ее на работе; в эту минуту атмосфера маленькой комнаты приобрела торжественный характер, мы помолчали где-то с минуту, следя за событиями под лестницей Даунтона и размышляя над сложностями родительской участи.
Но в целом это была интересная и познавательная беседа, хотя несколько иного рода, чем я ожидал в этот вечер, но все равно я чувствовал, что между нами установилась какая-то связь. Впрочем, я также сознавал, что трачу ее время, а также что она практически голая, поэтому я поднялся и потянулся за бумажником.
— Регина, ты была очень добра, но мы проговорили какое-то время, поэтому я хочу расплатиться…
— Ладно, — дернула она плечом. — Пятьдесят за полное обслуживание.
— Нет! Нет, нет, нет. Мне не нужно полного обслуживания.
— Ладно, Пол Ньюман, тогда скажи, что тебе нужно.
— Абсолютно ничего! Я здесь с семьей.
Она снова дернула плечом и забрала у меня кружку:
— У всех есть семья.
— Нет, мы приехали сюда ради Рейксмузеума.
— Ну да, — рассмеялась она, — я часто выслушиваю это.
— Жена сейчас с сыном. Единственная причина, почему я здесь вообще оказался, — искал
В эту секунду испытанный шок все-таки взял свое, усугубив стрессы и напряжения последних дней, потому что, сам не знаю почему, я вдруг начал всхлипывать, нелепо, прерывисто, согнувшись на своей виниловой скамейке и закрыв рукой глаза, словно маской.
Хотелось бы мне поведать в этом месте, что Регина велела мне убрать деньги, а потом прижала меня к своей теплой мягкой груди и приголубила, как обязательно случилось бы в каком-нибудь претенциозном фильме или романе. Две потерянные души встретились или тому подобная чепуха. Но в реальной жизни потерянные души не встречаются, а продолжают бродить сами по себе, и мне кажется, со всей честностью, она была смущена не меньше моего. Нервный срыв в освещенной красной кабинке нарушал этикет, поэтому Регина с ощутимой поспешностью забрала оставшиеся сто евро, поднялась и распахнула дверь:
— Прощай, Пол Ньюман. Ступай и отыщи свою семью.
80. Веселые времена
В кафе «Веселые времена» играли «Величайшие хиты» Боба Марли, которые даже я отверг бы, как слишком очевидный выбор. Мой нарконаставник, высокий юноша по имени Томас, с клочковатой бородой и высоким свистящим голоском, поинтересовался, чего я хочу, и я попросил нечто, что могло бы меня одновременно успокоить и взбодрить, не слишком сильное; такой сорт существует? Видимо, да, потому что он дал мне смесь под названием «Ананасное золото» и, как хороший врач, посоветовал не мешать ее с алкоголем, хотя он опоздал с подобным советом, поскольку я успел посетить несколько баров.
Вернувшись в свой номер для новобрачных, я достал телефон и прочел целую серию текстов от Конни, представлявших, как я воображал, спираль помешательства:
Но даже последнее сообщение не смогло меня приободрить. Интересная фраза «я тебя люблю», потому как любое небольшое изменение — отсутствие «я», прибавление слов вроде «очень» или «сильно» — делает ее бессмысленной. Я широко распахнул окна, настроил джакузи на массаж, сложил свое барахлишко в углубление на краю и забрался в ванну.
Хотелось бы мне сообщить о какой-нибудь галлюциногенной одиссее. Вместо этого на меня нахлынула все та же меланхолия, которую я обычно ассоциирую с тремя пополудни на следующий день после Рождества. Боже правый, неужели люди действительно садятся в тюрьму за такое? Голова гудела от пульсирующей боли, какая случается в слишком горячей ванне, и это ощущение усиливалось от того факта, что я действительно сидел в слишком горячей ванне, которая бурлила и пузырилась, словно отвратительная запеканка. Наркотику не удалось вызвать желанную амнезию. Если на то пошло, я лишь сильнее осознал крушение своих надежд. Несмотря на все мои усилия — или, может быть, благодаря им, — семья Петерсен пошатнулась. Будь нас двое или четверо, наверное, можно было бы обрести какое-то равновесие. Но вместе мы обладали грацией трехногого пса, ковыляющего с места на место.