Мясо
Шрифт:
Потом мистер Редклиф шел на свой ежедневный пост у озерца, где обитала водяная крыса. Он уже заметил, где у неё вход в нору, и подкарауливал её с воздетым над плечом камнем. Пару раз ему удавалось дождаться удобного момента, когда она подплывала почти к самому камню, на котором он сидел. Спасала её не слишком высокая меткость мистера Редклифа. А ещё мистеру Редклифу на редкость не везло. Стоило ему устать и опустить руку с камнем вниз, как крыса, тут как тут, подплывала и ныряла под камень, где под водой был вход в её норку. Но мистер Редклиф особенно не расстраивался по этому поводу. Он скорее изображал охоту, чем охотился на самом деле.
Он где-то смутно представлял, что мяса на этом зверьке чуть, что придется запекать его целиком, наверное над костром, предварительно как-то избавившись от лоснящегося на солнце меха и невидимых, но не перестающих от этого быть, внутренностей, что нужно еще произвести много всяких неприятных процедур с этим тщедушным тельцем, прежде, чем удастся насладиться его вожделенным вкусом. Ввиду всего этого, - всего того, что смутно чувствовалось, но вряд ли ясно осознавалось, - мистер Редклиф, когда ощутимо припекало солнце, с чувством выполненного долга, смешанным с облегчением, вызванным тем, что и на этот раз удалось избежать всего того, что так ему не хотелось делать, шел обратно в дом, собирая по дороге спелые фрукты для обеда.
Мистер Редклиф уже не размышлял, как долго человек может протянуть на одних бананах. Его с Бржихачеком меню было разнообразным, свежим и от этого полезным. Желудок мистера Редклифа, эта головная боль каждого старика, работал, как часы, так что он быстро забыл, где у него что: где болит печень, где поджелудочная или какой-нибудь гастрит.
Было настолько хорошо, что совсем не было похоже на наказание, и мистер Редклиф укромно, в дальнем уголке держал мысль, что, может, и неплохо, что он забыл в машине тот злополучный кусок свинины, а его потом нашел младший из Подниексов. Хоть какое-то разнообразие на старости лет.
Всё было хорошо, пока однажды ночью он не проснулся от запаха жареного мяса. Он сел в кровати и потянул носом воздух, но ничего особенного не почувствовал: скучный сухой и прохладный воздух комнаты. За окном, стараясь напугать старика, бесшумно шевелила чёрными в свете луны листьями банановая пальма. Но получалось у неё это как-то не страшно. Старик уж было подумал, что это глюки у него, своеобычные для его возраста, и снова положил голову на подушку, как снова почувствовал этот запах.
Мистер Редклиф энергично встал, оделся и вышел босиком в коридор. Там, к запаху добавились еще и характерные звуки жарящегося мяса: стук сковороды, шипение масла... Неслышно, как ему казалось, мистер Редклиф вышел в темный холл, куда падал свет из двери, ведущей в ярко освещенный кухонный блок.
Старик беззвучно появился в проеме двери:
– Доброй ночи, Иэн. Вам тоже не спится?
– Доброй ночи, мистер Редклиф, - не поднимая глаз ответил Бржихачек, продолжая колдовать над сковородой.
– Да. Вот, решил подкрепиться немного.
В следующие несколько минут в кухне воцарилась неловкая пауза. Было видно, что Бржихачек готовил лишь для себя и угощать старика в его планы явно не входило. Между тем, Редклифу очень не хотелось уходить. Ему хотелось остаться на кухне по-дольше, чтобы ощущать этот несравненный запах, слушать эти чудесные звуки и смотреть, как мясо, брызгая жиром, покрывается золотистой корочкой.
Бржихачек,
– Откуда это у вас, Бржихачек?
– спросил старик.
– Вкус такой необычный.
– Это соевое, - пожал плечами Иэн, - из старых запасов.
– А кажется - словно настоящее. Разве что - привкус какой-то...
– сказал мистер Редклиф, внимательно рассматривая пустой прозрачный кулёк, лежащий рядом с массивной разделочной доской. В этом скомканном пакете кое-где были видны капли влаги розоватого цвета, какие бывают, если завернуть в него настоящее мясо. Заметив его взгляд, Бржихачек сгреб кулек со стола и бросил его в утилизатор.
Старику враз как-то стало неприятно, что Бржихачек скрытничал от него. Поэтому из безобидного и полезного малого он снова превратился в мерзкого и противного типа, что вполне способен тайком есть под одеялом, припрятав от товарища по несчастью еду, вместо того, чтобы по-честному поделиться с ним. Бржихачек, конечно, - премерзкий тип... Но мясо... Мясо! Мистер Редклиф отрезал его маленькими кусочками и жевал, благоговейно прикрыв глаза. Эта упругая сочность таяла у него во рту вместе с несносной несправедливостью и несовершенством этого мира, взамен наполняя его красотой и гармонией. Всё вокруг становилось пустяковым и не стоящим внимания. И всё, что хотелось обидного сказать, улетало куда-то вдаль, тело становилось внутри добрым и большим, распухая до границ вселенной, где стучала маленьким молоточком мысль: неужели вот так просто вот это всё? Только лишь кусочек мяса - и всё, жизнь налажена? Как такое может быть возможным мистеру Редклифу думать совершенно не хотелось, да особо и не моглось.
Как два истукана, Бржихачек и Редклиф двигали челюстями, бездумно глядя сквозь друг друга, думая каждый о своём или, что скорее всего, не думая вовсе. Но, на сколь мелкие части не дели, будь то мясо или время, рано или поздно наступает черёд последнего кусочка. Говорить старику ни о чем не хотелось, поэтому он сухо поблагодарил Бржихачека за угощение и пошел спать.
Старик потом еще несколько раз чувствовал ночью запах жареного мяса, но не вставал. Не хотелось повторения той неловкой паузы, что возникла между ним и Бржихачеком, решившим тайком полакомиться мясом. Суровые предки за спиной мистера Редклифа никогда бы не позволили ему опуститься до того, чтобы просить какого-то Бржихачека об угощении. Никто из славного рода Редклифов никогда никого ни о чём не просил! Молча же глотать слюну и гордо, делая вид, что тебе абсолютно всё равно, наблюдать, как кто-то ест сочный стейк? Мистеру Редклифу такая ситуация казалась не менее жалкой, а значит - столь же неприемлемой.
Поэтому старик лежал с открытыми глазами, накрыв узловатыми ладонями простынь, и смотрел в темноту. Если светила луна, его неподвижный взор был устремлен вдаль, за пределы окна, мимо нестрашной пальмы, машушей черными крыльями листьев, мимо кривой арки с "Рваными возможностями", мимо неба с облаками и длинного куска космоса, туда, где в Море Спокойствия лежит серая непотревоженная лунная пыль, а вокруг расстилается море спокойствия. Он всегда, когда не хотелось спать, подолгу, пока не начинали болеть глаза, рассматривал очертания этой родинки на лике Луны. Или, вдруг, если легкое ночное облачко накроет луну, он мог следить за ним, - так для развлечения, - обводя взглядом его контуры.