Мятеж Рогоносцев
Шрифт:
— Повесить завтра поутру, — ответил он.
— Не лучше ли дождаться прихода стражи и передать их в руки королевского суда?
— На своей земле я как феодальный сеньор, сам волен вершить суд.
— Я могу попросить вас о помиловании?
— Не утруждайтесь. Они все равно будут повешены.
— Вы считаете, они заслуживают такой кары?
— Всякий, кто осмелится покуситься на мой дом, должен знать, какая участь его ждет.
Эти слова относились не только к двум воришкам. У меня перехватило дыхание.
— Далеко не всем посчастливилось родиться богатыми и знатными, дон Алонсо. Вы никогда не
— И никогда не буду. Они могли бы наняться на работу, просить милостыню, в конце концов, просто умереть от голода, но не с позором висеть на виселице.
— А своему ребенку, дон Алонсо, вы бы тоже позволили просто умереть от голода?
— Нет и не может быть благородных причин для воровства или подлости, есть люди, которые предпочитают добиваться своих целей любыми путями, а потом ссылаться на тяжелые обстоятельства.
— Дон Алонсо, когда вы так жестоко судите людей вокруг, вы никогда не задумываетесь о суде, что ждет вас после смерти? — не удержалась я.
— А вы, мадам, о чем думали, когда давали ложные клятвы и лжесвидетельствовали? — с издевкой спросил дон Алонсо.
— Это была ошибка, о которой я сожалею. Возможно, вы тоже будете сожалеть о решении, принятом сегодня.
— За некоторые как вы выразились, «ошибки» приходиться расплачиваться уже в этой жизни.
И вы считаете, что вам дано право взимать такую непомерную плату?
Эти люди по закону должны быть повешены.
Нет, дон Алонсо, по закону они могут быть повешены. В вашей власти проявить милосердие. Они всего лишь искали пропитания.
Да, конечно. А вы заботились о своей дочери. Это я уже слышал.
Да, я заботилась о своей дочери.
— А я забочусь о своем сыне. И о людях, живущих в замке, чьим господином я являюсь.
На следующий день я велела Жанне не выходить во двор, но как оказалось, зря, поскольку виселицу повернули так, что повешенные оказались за крепостной стеной и были видны лишь с дороги. Донья Хуана сказала мне: «Вы зря принимаете это так близко к сердцу. Здесь, в горах полно разбойников и беглых каторжников. По весне, одичав от долгой зимы и голода, они становятся особенно жестокими, как звери. Нападают на караваны и даже на поселения. Когда я была молода, они вот также проникли в замок по соседству и открыли ворота остальным. Тогда они перебили всех мужчин, стариков и детей, а женщин увели с собой». Это был другой мир. И в этом мире жили по своим законам.
Мэтр Джованни все-таки дождался первого каравана и ушел с ним. После того, что рассказала донья Хуана, я отговаривала его ехать, но он только отмахивался от меня: «Дорогая синьора, я всего лишь бедный лекарь, с меня нечего взять. И потом, не век же мне сидеть в вашем треклятом замке… то есть я хотел сказать, в вашем прекрасном замке. Прощайте, дорогая донна Алисия. Желаю вам всего наилучшего».
Распрощавшись с мэтром Джованни и пожелав ему счастливого пути, я неожиданно для себя обнаружила, что нахожусь за крепостной стеной. Увлеченная беседой я вышла за замковые ворота вместе со всем караваном. Я вернулась к воротам, но обнаружила, что их успели поднять. Несколько раз я попыталась позвать стражу, но, вскоре поняла, что это безнадежно, и меня никто не слышит. Оставалось дожидаться, пока ворота опустят еще раз. Или
В замке мое отсутствие вызвало целый переполох. Дон Алонсо был просто вне себя.
— Вы!… Вы… — начал он, увидев меня, открыл рот, видимо, пытаясь сказать что-то очень неприятное, но сдержался, и после напряженной паузы закончил, — Вы больше ни шагу не сделаете за пределы своих покоев!
— Я собрала почек для отвара. Детям они будут полезны, — спокойно сказала я.
— В чем дело, мадам? Побег не удался? Пришлось вернуться? — с присущим ему ехидством спросил дон Алонсо.
— Я так и думала, что вы вообразите себе именно это. Но представьте себе, я спустилась в расщелину за почками. Только и всего.
— Только и всего? Это все, на что хватило вашей фантазии? Право, мадам, не держите меня за дурака. Придумайте что-нибудь еще.
— Зачем? Вы же все равно мне не поверите.
— Вы правы, я вам не поверю. И выведу на чистую воду вас и ваших сообщников.
Я подумала о стражниках, не заметивших, как я прошла мимо ворот.
— И повесите кого-нибудь еще? Вы ведь давно никого не вешали.
— Хотите мне помешать? Скажите все сами.
— И вы помилуете моих сообщников?
— Я не стану их вешать.
— Обезглавите или четвертуете. Для разнообразия?
— В отличие от вас, мадам, я привык держать свое слово, не прибегая к каким-либо уловкам. Не судите по себе.
— Тогда скажите, что не станете их никак наказывать.
— Это уже слишком!
— Обещайте мне. И я сознаюсь.
Дон Алонсо с шумом выдохнул воздух сквозь зубы.
— Хорошо. Я слушаю.
— Я пошла проводить мэтра Джованни. У меня не было сообщников, ваша стража меня просто не заметила. Они подняли мост, и я осталась за воротами. А на обратном пути нарвала почек.
— И вы хотите, чтобы я поверил в этот бред? — взорвался дон Алонсо.
— Это правда. И вы мне обещали не наказывать этих недотеп.
— А вы обещали сказать правду.
— Это и есть правда, — повторила я снова.
— И поэтому вы просили у меня помилования для своих сообщников? Зачем оно им, если они ничего не совершили?
— Я хотела быть уверенной, что вы никого больше не накажете.
— Вы хотите, чтобы я поверил, что, оказавшись за воротами замка случайно, вы полезли черт знает куда, собирать какие-то ветки? Если вы не собирались бежать, то почему не вернулись тотчас же?
— Да потому, что ваша стража не просто слепа, но еще и глуха! А я не солдафон с луженой глоткой! Я звала, но меня никто не услышал. Что еще мне оставалось делать?!
— Бежать, разумеется! Что, впрочем, вы и сделали.
— Зачем же я тогда вернулась? — спросила я, начиная терять терпение.
— Действительно, мадам, почему вы явились сюда, будто ничего не произошло, и плетете какие-то небылицы?
— Почему я вообще должна оправдываться перед вами, дон Алонсо? Вы заточили меня в своем замке насильно, и считаете, что я не попыталась бы бежать, представься мне такая возможность?