Мятежный дом
Шрифт:
— Кьелл, она не «моя бывшая», потому что ни одного дня не была моей. Это просто… какое-то недоразумение. И я не желаю об этом говорить.
— Ты не желаешь об этом говорить, потому что это ни хрена никакое не «недоразумение». Это вон в возрасте нашего… Огаи может быть недоразумением. А вам обоим за тридцать.
— Кьелл… Каждый из нас принял другого… за другого. Если это не недоразумение — то что?
Холмберг не успел ответить — на пороге появился Ран:
— Разрешите войти?
— Разрешаю. Младший
— Это… — юноша резко вдохнул. — Большая честь для меня.
— Да какая там честь. Наоборот — это ты окажешь мне неоценимую услугу, если отправишься с нами на эти трехсторонние переговоры.
— Да, сэр. Мне идти собирать вещи?
— Иди.
— Если можно, сэр… Я бы хотел, пока мы отчалим…
— Пока мы не отчалим, — поправил Торвальд.
— Извините… поговорить с вами один на один.
Холмберг пожал плечами и покинул рубку.
— Сэр, — сказал Дик, когда дверь закрылась. — Если вы не извинитесь перед фрей Риддерстрале, из этих переговоров ничего не выйдет.
— Боюсь, что и с извинениями ничего не выйдет, — Торвальд потёр щеку. Синяк на скуле, конечно, сошёл и уже давно — но за Хельгой не заржавело бы обновить его при встрече.
— Мастер Нордстрем, это нужно сделать, не думая, выйдет или не выйдет. Просто потому что нужно.
— Почему?
— Потому что вы виноваты.
— Интересно, в чём.
— Вы сделали её несчастной.
— Я сделал её капитаном. А несчастна она лишь потому, что хочет быть несчастной. Я не нуждаюсь в её прощении, Ричард. Я сам прощаю её, не дожидаясь, пока она меня попросит. Прощаю любые её выходки в отношении меня. Не знаю, какого ты мнения о наших отношениях, чего ты здесь наслушался — и не желаю знать. Я не обманывал её. Никогда не обещал ей дать больше, чем давал и получал сам: немножко тепла среди всей этой…
— Сэр! Я не судья тому, что между вами было, но это вавилоняне рядятся между собой так — я тебе это, а ты мне то. Мы-то должны быть другими, разве нет?
— Скажи, а перед ней ты держал такую же пламенную речь?
— Ещё нет, сэр. Я как раз думаю, что ей сказать. Но вы-то мужчина.
— И что из этого следует?
— Ну… — юноша потер лоб. — Я не сам это придумал, честно, это из «Синхагакурэ». Когда Бог позвал Адама в саду — а Адам уже согрешил, помните? Что он сказал? «Жена, которую ты дал мне, виновата». Это вроде правда, а всё равно безобразно выглядит. Адам струсил, понимаете? И с тех пор, сколько бы ни было в мужчине достоинств, если он при этом трус — его не считают за мужчину.
— Извини, я как-то потерял ход твоей мысли.
— Вы сейчас поступаете как Адам, сэр. Она вам дала и вы ели. И этим капитанством, что вы ей дали — вы на самом деле откупаетесь от неё. И получается, что она
— Что за чушь! Кто это наплёл тебе?
— Никто. Я просто подумал, что если бы я любил женщину, а она меня нет, и если бы мы так расстались, и она дала бы мне корабль… а я не мог бы отказаться, потому что люди, он должны как-то жить и что-то есть… Я бы чувствовал себя так, будто меня приравняли к одному из этих мальчиков с блестящими волосами. Которые ищут себе богатых тётушек…
— Послушай, мальчик! Ты славный умный парнишка, но ты ещё очень, очень молод и полон всякой романтики. Она не любила меня. Она это неоднократно говорила.
— Она вам лгала, сэр. Если бы она вас не любила — она не могла бы вас так ненавидеть.
Едва поднявшись на борт «Юрате», Дик угодил в крепкие объятия капитана.
За месяц с небольшим Хельга Риддерстрале успела остричь свои очень светлые, как у знатной вавилонянки, волосы и слегка загореть под южным солнцем — так что «маска планетника» на её лице уже немножко расплылась.
— Ну, ты везунчик! — отстранив Дика на вытянутых руках, она посмотрела в его лицо. — Слушай, мне кажется, ты даже вырос. Или только кажется? И выглядишь совсем нашим, — большим пальцем она очертила контур «маски» на его лице. — Хорош! Бриться начать не надумал?
— Э-э… — Дик потрогал подбородок. Когда он обнаружил, что там наконец-то что-то произросло, ему показалась удачной идея отпустить бороду, чтобы ещё меньше походить на того Ричарда Суну, за голову которого предлагают пять тысяч драхм. Но выражение лица Хельги показывало, что идея в своем воплощении оказалась не очень удачной.
— А, это ты, — Хельга, отстранив Дика, повернулась к Торвальду, соскочившему с перекидного мостика между бортами навег. — А кто это тебе так красиво дал в лоб?
— Шиман, — ответил Торвальд.
Хельга ухмыльнулась.
— Есть Бог на небе, а, Тор?
— Не стану отрицать. Особенно с учетом того факта, что Шиман в настоящий момент заперт у меня в трюме.
— Вы что, взяли его на абордаж? — притворно ужаснулся Пуля, явно играя с Хельгой на опережение.
— Нет. Наоборот. Он взял нас и снял с нас двести тонн груза. Сгрузил всё это в носовой отсек…
— Вот недоумок, — Хельга фыркнула. — Его перевернуло, что ли?
— Почти. Он запаниковал и отсоединил носовую секцию. И кормовую заодно. Они столкнулись. Ходовая часть пришла в полную негодность.
— А ты, конечно, не упустил случая. Только что ты теперь будешь делать?
— Как раз это я и хотел обсудить с тобой и с Грегором.
— Неужели? А вот я это с тобой обсуждать не хочу. То, как ты будешь разбираться с Шиманом, когда придется его выпустить — а тебе придется — исключительно твои проблемы.