Мятежный дом

Чигиринская Ольга Александровна

Бет видела его из своей ложи — немного сутулый, очень высокий юноша, светлей и выше сидящего рядом отца, с двумя белым прядями в черных кудрях. Он следил за своим лицом, но не за руками — и было видно, как он волнуется.

Северин Огата сидел, слегка развалясь и вытянув ноги. Бет слышала, что у него протезы — и что он мог бы заказать клона или хотя бы протезы повыше классом, но не стал… Она видела статую Бона, сработанную Огатой. Она догадывалась, сколько в этом человеке горечи.

— …И кроме того, — проговорил Северин

Огата, заканчивая речь, — я должен объявить об окончании вендетты с кланом Сэйта и принести извинения за клан Сога. Как выяснилось, к убийству моего отца Сэйта непричастны.

— Не прошло и семнадцати лет, — подала голос супруга главы клана Сэйта.

— Я прошу вашего прощения, — Огата подобрал ноги, поднялся и низко, так что стал виден белый герб на его спине, поклонился женщине. — Нет смысла лить кровь и нет уже людей, видевших в этом смысл. Мы страдаем без доступа в порт, ваши навеги прозябают без доступа в южные воды. Прошу и умоляю вас: покончим с ненужной враждой.

— Имя клана Сэйта было запятнано, — не шелохнувшись, ответила леди Сэйта. — Оно должно быть очищено. Я хочу знать подлинного виновника.

— Мой отец, — отчетливо сказал Огата в наступившей тишине, — погиб от руки убийц, нанятых Люсьеном Дормье по приказу моей матери.

— Клевета! — госпожа Альберта в гневе походила на валькирию при исполнении, и гладко уложенные волосы сияли как золотой шлем. — Джемма мертва и никто не может опровергнуть ваши слова, господин Огата, но не думайте…

— Мои слова есть кому подтвердить, — перебил ее Северин.

— И кто же подтвердит их? — вскинула подбородок сеу Альберта.

— Люсьен Дормье.

— Но… Дормье мертв! — Бет видела, как в броне бабушкиной непоколебимости пробивает брешь недоумение. — Убит в поединке…

— Так оно и есть. Дормье мертв. Госпожа цукино-сёгун, господа представители, тайсёгун… позвольте доставить сюда труп для допроса?

Под тихий шелест шепотков двое морлоков в гербовых хаори клана Сога доставили гравикресло, в котором кособочился грузный человек. Его черные волосы, прорезанные двумя белыми прядями, прилипли ко лбу. Руки безвольно свисали с подлокотников. Ног не было. Когда кресло по сигналу пульта опустилось на пол, увечие этого несчастного почему-то еще сильней бросилось в глаза.

Этот человек дышал, смотрел по сторонам, кровь текла по его сосудам — но Бет сразу поняла, что имел в виду Северин, когда сказал, что он мертв. Она перевела взгляд на Огату, потом на его сына. Молодой Огата, сидевший до сих пор безучастно, теперь был напряжен и полон внутренней дрожи, как кос перед прыжком.

— Люсьен вызвал на поединок Максима Ройе, и кончился этот поединок вполне предсказуемо, — пояснил Огата, обращаясь воде бы к леди Сэйта, но так, чтобы слышали все. — Дормье остался без обеих ног. Когда аппаратура дуэльной площадки зафиксировала смерть от потери крови, а врач подтвердил

отсутствие жизнедеятельности, Дормье реанимировали. Так что из списков живых он вычеркнут. Поймите меня, дамы и господа, я должен был довезти этого свидетеля до Пещер Диса в целости и сохранности. Лучший способ для этого был — заставить всех поверить в его смерть. Как вы желаете провести допрос? Под шлемом или…?

— Шлем, — сказала леди Сэйта.

— Шлем, — отчеканила бабушка Альберта.

Человек в кресле, безвольный и, казалось ничего не слышащий, вдруг встрепенулся и тихо, хрипло простонал:

— Нет…!

Бет закусила намотанную на палец прядь волос. Она провела под шлемом некоторое время и прекрасно помнила ощущение полной, невообразимой беспомощности, от которого страдало все ее существо. Оно осознавалось только когда шлем снимали — но как же болезненно! Что бы ни совершил этот человек — она не могла не сострадать ему.

Но госпоже Сэйта и бабушке сострадание было чуждо. Морлок защелкнул обруч не лбу калеки, и ужас, промелькнувший во взгляде несчастного, сменился тупым безразличием.

«Неужели у меня были такие стеклянные глаза?» — Бет заметила, что грызет свои волосы и ей стало неловко, хотя в ложе, кроме Андреа, никого не было.

— Назовите свое имя, — сказала бабушка Альберта.

— Люсьен Дормье, — неживым голосом сказал калека. Ответил он с задержкой, словно ему пришлось вспоминать свое имя.

— Назовите вашу должность.

— Начальник. Охраны.

— Кого вы охраняли?

— Джемму.

— Джемму Син Огата?

— Да.

Во время допроса под наркотиком, слышала Бет, человек болтает без конца и не может остановиться. Во время допроса под шлемом человек отвечает только на заданный вопрос, и только в самой простой формулировке. Например, если спросить его «где ты находишься», он ответит — «здесь».

Если он назвал госпожу Огата просто «Джеммой» — значит ли это…

— Кто убил Рэма Огату?

— Багас Феран и Тонто.

— Что значит «Тонто»? — не поняла госпожа Альберта.

— Тупица.

Бет подавила смешок. Она знала, что под шлемом человек не может ни оскорбляться, ни оскорблять, и что Дормье просто ответил на вопрос — но как-то так у него получилось…

— Ты знаешь его настоящее имя? — переформулировала вопрос госпожа Сэйта.

— Нет. — «Зачем?» повисло в воздухе. Дормье не интересовался именем своего наемника.

— Где ты нашел его?

— В космопорте Лагаш.

— Почему именно там?

На этот раз Дормье мешкал дольше.

— Приказ, — наконец сказал он.

— Чей?

— Джеммы.

— Джемма Син Огата отдала тебе приказ найти убийц на территории Сэйта?

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Нет… значит отрицание.

— Кто именно передал приказ тебе? — перехватил инициативу Огата.

— Мишель.