Мышеловка на Эвересте
Шрифт:
Фиолетовый барьер разорвался колющими иглами пылающих звезд, вечных свидетелей счастья, которое есть.
21
— Как писатель, могу вам сказать только одно - никто не пишет для кого-то, если это не приказы, доносы и репортажи, - проговорил блондин и стал жевать кусочек лимона после рюмки абсента.
– Более того, даже доносы пишут в большом смысле себе - показать душе, что ты такое есть. А подобное, что фиксирует Паркер, мне напоминает именно калейдоскоп, где-то у неё и читал. Просто от фонаря крутишь этот калейдоскоп,
— Знаете, - перебил представитель, - у вас многовато вариантов. Мне кажется, она зашифровала смысл, а ключ или ещё не создала, или потеряла, или его нет.
— Ваша версия подобна моей. Я знаю, что ничего не знаю. Но я лично знаю, зачем мне нужна эта Паркер. Уже говорил вам.
— Чтобы подпитаться сумасшествием не обязательно пить с ней на брудершафт, - сказал представитель.
– Достаточно почитать её творчество.
— Может вы и правы, - задумчиво проговорил блондин, закуривая очередную сигарету и туманно вглядываясь в себя.
– Есть два типа мышления. Математическое и ассоциативное. Первое создает технологии, дома, мосты, города. Второе создает то, что необходимо для первого.
— А что же это необходимо для первого?
– полюбопытствовал представитель, откинувшись в кресле расслабленной волной ненавязчивого любопытства.
Писатель некоторое время молчал, глядя в окно на плещущийся вестерн лебединой паутины влетающей осени. Проговорил, задумчиво вернув взгляд к столу:
— Да вот то, что пишет Паркер. Вернее, как она воспринимает мир. Поэтому недостаточно просто почитать её, чтобы получить окончательную ассоциацию. По крайней мере, мне. Надеюсь, понимаете.
— Немного. У вас проблемы самоанализа. Ваша множественность занялась переделом территории. А главный управляющий отпустил контроль управления, и корабли поплыли в разные стороны. Клеопатра в одну, Марк Антоний в другую, а сражение или идёт, или ещё предстоит, но Октавиан Август уже возглавил империю. Или пытается.
— Да чушь это. Не спекулируйте моим отношением к вам. Я сам имею ассоциативное мышление. И не потому, что конкретика формы мне непонятна, недоступна или сложна. Нет, она мне просто неинтересна как мёртвый продукт, в котором закончилось горение создания. И это горение есть в Паркер, но несопоставимо больше, чем во мне.
— А может, имеет значение, что она женщина?
— Я не знаю. Покажите мне женщину, которая мыслит подобно.
«Танец падающей звезды»
Она танцует вечно и неистово.
Да, да... Поверь, ведь это так.
Её ты сможешь рассмотреть порой, когда мгновение остановить сумеешь, которое стоять не может никогда...
Тонкая полоска алой линии горизонта ширилась в индиговом оформлении призрака волшебства рождения нового дня.
Туман пепельных сумеречных
Парусники ветра удачи наполнили паруса и неслись навстречу новому дню, который всё время рядом, пока он есть.
А есть он всегда.
Но иногда уходит в закат, чтобы плакали пышногрудые синицы, провожая улетающих журавлей.
Рассвет тем и есть, что существует закат. Они влюбленная пара. Они не могут друг без друга. Синица нежно щебечет песню любви улетающему журавлю и ждет, ждет, ждет, ждет, ждет исхода горящей юности, протягивающей сквозь себя страстное сознание, встречающее атаку камнепада будущего, врывающегося журавлиным клином моря ожидания ничего из ниоткуда.
Ведь настоящее счастье только там. Оно там, оно всегда там - нигде - и прищурившись, улыбается улыбкой вечности, ослепительно зазывая к себе.
Туда стоит сходить. Сиреневые облака призраков ткут ковер песен, на котором вершится пиршество Жизни, смеющейся над Смертью, находящейся здесь же, неподалеку, улыбчиво кося косой земляничную поляну одуванчиков, приземлившихся на брудершафт с опоссумами фиолетовых кенгуру, ценящих безумие, которое только и есть жизнь.
Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй...
Горящий миг небытия, которое совсем не хочет ничего и никогда понять в потребу знанию, ползущему неясной целью и цепью хаос разрывая стремится стать неведомым судьей неведомо над чем неведомо за что, но спеленать божественность безумия, которое танцует танец Смерти, целующей любовницу горящим поцелуем вечным, улыбкой нежной прикасаясь к ней и ласково дарящей сон, цены которому не может быть, её и нет, а только вспышка мига, не требующего длани калькуляции, горит свечей сверхновой вечной жизни пришедшей навсегда.
Жемчужная капля стынущей звезды стремительным штрихом прочертила купол неба, исчезнув во тьме бездонности ночи.
22
— И вы решили, что Паркер поделится с вами своим мышлением?
– спросил представитель.- Нет, не поделится.
— Почему вы так уверены?
— Потому что хаос везде, им не поделишься. Он заполнил то, что ещё не убито формой. И вообще, - он снисходительно посмотрел на блондина, - меня несколько удивляет ваша некоторая мистика размышлений. Да она сама ничего не помнит после написания. Если что случится с файлом, она не в состоянии восстановить его даже частично.
— А это вы откуда знаете?
– в свою очередь поинтересовался писатель.
– Да ещё такие специфичные детали.
— Вы забыли кто я.
— Вы представитель. Но вы не Паркер.
— Вы меня выбрали для беседы в соответствии с чем-то. Вот там и поинтересуйтесь, откуда я знаком с некоторыми деталями.
— Да ладно вам, - расслабился блондин.
– Я догадываюсь. Она не страдает скрытностью характера. Она страдает скрытностью самой себя от себя.