На афганской границе
Шрифт:
— Силач-силач, — ухмыльнулся Бодрых и поддал темпу.
Он обогнал нас, подбежал к следующему отстающему.
— Солдат, мешок сюда!
Боец с трудом, не прекращая бега, снял мешок, передал сержанту. Тот, замедлился, подождав нас с Уткиным.
— Солдат… должен стойко переносить тяготы… и лишь военной службы, — сбивая дыхание, проговорил Бодрых, а потом снова попытался навесить на меня чужой вещмешок.
«Ну сукин сын… — подумал я, — щас ты у меня сам тяготы и лишения будешь выносить…»
Я
Сержант запутался в собственных сапогах, чужой вещмешок перевесил его вперед, и тот, смешно вращая руками, повалился в песок дороги.
Бойцы, бежавшие перед нами, оглянулись на сержанта. Кто-то даже остановился, не зная, нужно ли ему отделяться от строя, чтобы помочь командиру.
— Я ж говорил, товарищ сержант, — бросил я ему через плечо, подтягивая Уткина, — под ноги смотрите! Упасть можно!
Бодрых выматерился, вытер грязную от песка физиономию рукавом. Сержант, что бежал справа, крикнул:
— Не сбавлять темп!
Сам же он отстал, пошел к Бодрых шагом. Что-то ему сказал и тот с трудом поднялся, отряхнулся, зло бросил что-то в ответ, осматривая содранные ладони. Потом вместе они побежали догонять заставу, и оба заняли свои места.
Бодрых прихрамывал. Он хотел было догнать бойца, у которого позаимствовал вещмешок, но не смог. Вместо этого, обреченно закинул его себе за плечи, да так и бежал до самого учпункта.
Когда мы вбежали в ворота пункта, белобрысый старший сержант Антон скомандовал:
— Отдых, три минуты. Потом строится.
Некоторые измотанные внезапным марш-броском бойцы повалились прямо на плац. Сержанты заставляли таких подниматься на ноги.
Я стянул Уткина с плеча, и здоровяк, стараясь держаться на ногах, согнулся, переводя дыхание.
— Ух… Вот уж мне эти бега… — Бурчал Вася.
— Бегать придется много, — заметил я, стараясь глубже дышать, чтобы восстановиться.
— Мужики! Мужики, есть у кого-нибудь прикурить?! — Орал Дима, хлопая по своим пустым от сигарет карманам, — мужики?!
Злой как собака Бодрых тем временем приблизился. Он все еще был грязным от песка. На вспотевшем лбу запеклась пыль. На скуле после падения осталась неприятная ссадина.
— Селихов! — Зло крикнул он. — Ты это специально?!
— О чем это вы, товарищ сержант? — Изобразил я удивление, возвращая Мамаеву его вещмешок.
— Ты мне под ноги Уткина кинул!
Я округлил глаза в притворном удивлении.
— Да ну, че вы? Я сам, чуть было не грохнулся. Еле на ногах устоял. Вот, сам теперь удивляюсь, как это у меня так вышло, с товарищем да с чужими мешками на плечах?!
— Застава! Стройся! — Скомандовал добрый старшина
Бодрых услышав это, казалось, стал еще злей, но пошел занять свое место в строю.
— Сука… Часы разбил… — громко сказал он, уходя, и выматерился, но уже тише.
Заставу построили на плацу.
— Смирно! — Крикнул старшина, когда к нам подошел… Машко.
— Товарищ старший лейтенант, — стал отдавать рапорт он, взяв под козырек, — учебная застава, с целю проведения занятий по физической подготовке, построена!
— Физической подготовке? — обреченно бросил шепотом вымотанный Мамаев.
— Вольно, Коля, — распорядился Машко.
— Вольно! — Крикнул старшина.
Вот так номер. Выходит, Машко не только наш «покупатель», а вдобавок еще и командир учебной заставы. Предвкушаю, на учпункте весело будет нам обоим.
Машко кратко бросил взгляд на построенных бойцов заставы. На мне остановился на мгновение и помрачнел.
Выглядел он хоть и опрятно, но все же уставшим. На молодом лице лейтенанта горели большие круги под глазами.
— Штат сформировали? — Спросил Машко.
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — отрапортовал Маточкин.
— Хорошо. Пусть дуют на занятия.
После он перекинулся с прапором парой слов. О чем конкретно шла речь, я не слышал.
Позже нас повели в спортивный городок. Позавтракать нам сегодня не обломилось, и от этого Мамаев выглядел унылее, чем, казалось бы, любой другой боец с заставы.
— Парни, у вас курево есть? — Спросил Дима, когда мы разделились по отделениям, чтобы начать занятия по физподготовке.
Бодрых повел наше отделение к турнику. Значит, первым упражнением для нас будет турник.
— Да я сам у тебя хотел спросить, — пожаловался ему Вася Уткин. — Я-то свое выкинул.
— На ребят, — скромно сказал Мамаев, вытягивая спички и свои сигареты. — Жрать хочется, хоть сигареты лопай.
Не успели ребята закурить, как тут же появился отходивший к белобрысому старшему сержанту Антону, сержант Бодрых.
— Отставить! — Крикнул он и выхватил из Диминцх губ сигарету, растоптал. — Нашли время курить. К выполнению упражнения стройся!
Мы выстроились в очередь, и Бодрых, вальяжно, словно боевой петух, подошел к снаряду.
— Ща батя покажет как надо, — сказал он и осмотрел свои драные после падения руки.
Тем не менее, Бодрых прыгнул на турник и подтянулся раз пятнадцать. Я думал, он станет потом крутить подъем с переворотом, но не стал. Поберег ладони.
— Видали? — Спрыгнул он и снова уставился на закровоточившие руки, однако тут же одернул себя и убрал их за спину. — А я вот вижу, что если из вас, дай бог, хоть трое-четверо так смогут, и то будет хорошо. Остальные же — ну мешки с говном. Издали видно.