На афганской границе

Март Артём

Он глянул на первого.

— Боец, фамилия.

Высокий, но худощавый парень, одетый сейчас, как и мы все, в одни только галифе и майку, представился.

— Давай на турник. Ща посмотрим, шпала, че умеешь.

Парень подтянулся восемь раз и Бодрых немедленно его зачмырил. Так продолжалось почти с каждым, кто шел передо мной.

— Ну че, Машко, как на должности? — Услышал я за спиной отголоски чужого разговора. Обернулся.

За низкой, выкрашенной зеленым изгородью спортгородка, стояли два офицера. Одним

был старлей Машко, шедший куда-то по своим делам. Другого я не знал. Однако на вид было ему не больше тридцати пяти лет. Высокий и широкий в плечах офицер, носил парадный китель и фуражку. У него было узковатое очень загорелое лицо и густые черные брови.

— Осваиваюсь, товарищ капитан, — пожал плечами Машко. — Я ж первый раз учебной заставой командую.

— Ниче. Привыкнешь. — Как ребят своих оцениваешь?

— Да, пока что никак, товарищ капитан. Только вчера с поезда. Не спал. Ознакомился вот с личными делами состава. Наблюдаю.

Капитан кивнул на нас.

— Это твои там?

— Ну.

— Ну давай я тоже понаблюдаю.

Тем временем пришел черед Васьки Уткина. Он был тяжел и много весил, хотя толстым его назвать совсем уж никак было нельзя. Вася выдержал десять повторений.

— Я думал, ты будешь покрепче, — Бодрых заглянул ему в глаза снизу вверх. — А все туда же. Без пяти минут шланг!

Настала и моя очередь. Когда я подошел к турнику, сержант помрачнел.

— Ты ж у нас, типа, сильный, Селихов, а? Ну давай, покажи, чего ты на турнике умеешь.

— Отсчет вслух начинайте с пятнадцатого повторения, — холодно проговорил я.

Потом я поплевал на руки, растер и хлопнул. Прыгнул на перекладину. Сержант, темный лицом, мрачно наблюдал за тем, как я, повторение за повторением, подтягивался. Казалось, он все ждал, когда ж я провалюсь. Потом стал монотонно считать:

— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…

Когда дошел до двадцати пяти. Я спрыгнул с турника. Со значением глянул на сержанта.

— Так любой дурак сможет, — буркнул он.

— А вы сможете? — ответил я холодно.

Бодрых нахмурил брови, бросил взгляд на остальное отделение и потом яростно зашипел:

— Приступить к подъему с переворотом, боец.

— Сколько надо? — Пожал я плечами, встряхивая подусдавшие руки.

— Норматив в сапогах — десять раз.

«Я помню», — чуть не вырвалось у меня, но я сдержался.

Просто молча прыгнул на перекладину и сделал тринадцать. Злой как собака Бодрых ничего не ответил. Только бросил:

— В конец строя, боец. Следующий!

— Боец, стой, — вдруг раздался чужой голос.

Все глянули на его источник. Капитан и Машко топали к нам.

— Смирно! — Вдруг крикнул сержант, и сам стал в строевую стойку.

Также выстроилось все отделение, ну и я тоже. Были мы без головных уборов. Шапки оставили на лавке, у турников. Потому отдавать честь конечно же, не стали.

Машко с Капитаном

подошли. Последний смерил меня любопытным взглядом.

— Вольно. Бодрых, как ребята твои? — Спросил капитан.

— Слабоваты, — пожал плечами сержант. — Ну оно и понятно. Первый день в пункте, так сказать.

Дерзкая манера речи Бодрых тут же исчезла, словно ее и не было. С капитаном он говорил мягко и даже как-то заискивающе.

— Ну ничего, — продолжал он, — научим. А так, нормально. Дружные и меня хорошо принимают. На марш-броске показали себя сплочёнными. Помогали друг другу. Хотя, конечно, результат, мягко говоря, на троечку. Мне даже пришлось лично бойца одного чуть не тащить до учпункта. А то у него едва ноги не отнялись.

Проницательность моя меня не подвела. У Бодрых мало того, что спеси были полные кальсоны, так еще и язык брехливый. Хорошо хоть он не на заставе служит. А то была б там брешь в советской обороне с забавной фамилией Бодрых.

— Как зовут бойца? — спросил капитан у Машко.

— Селихов, товарищ капитан.

С этими словами Машко глянул на меня с подозрением, какое почти каждый раз возникало в его глазах, когда мы с ним встречались взглядами.

— Александр, — добавил старлей с каким-то недоверием в голосе.

Капитан задумался.

— Распорядись, Сережа, чтобы бойца освободили от начальной физподготовки, — Капитан глянул на меня. — Он и так молодец. Крепкий. Пусть больше бегает. Выносливость ему надо нарабатывать.

— Слушаюсь, — кивнул Машко.

— Ладно, пойду, — с этими словами, капитан отдал честь Машко, тот ответил, а потом чернобровый направился по своим делам.

— Приказ, в отношении бойца Селихова, слышал? — Вздохнув обреченно, спросил Машко у Бодрых.

— Так точно.

— Ну тогда исполняй.

— Есть.

Машко тоже пошел прочь, а Бодрых взглянул ему вслед какими-то преданными, почти щенячьими глазами.

* * *

Федя Мамаев застегнул галифе и вышел из уличного туалета. А потом почти тут же остолбенел.

Перед ним с нахальным видом стоял Бодрых.

— Ну чего ты, выссался? — Спросил он с ухмылкой.

— Да-да… — занервничал Мамаев, — товарищ сержант. Проходите.

— Почему не отвечаешь по уставу?

Мамаев потерялся еще сильнее, но все же сообразил вытянуться и ответить:

— Так точно… Выссался…

— Ну и молодец.

Мамаев торопливо освободил Бодрых проход. Сам было собирался уйти прочь, но сержант его остановил. Пусть Бодрых был ниже Мамаева на полголовы, но наглый вид сержанта, а также его решительный тон сильно напугали Федю.

— Стой-стой, дружок, — схватил он Мамаева за рукав. — Ответь мне лучше, вы с Селиховым же товарищи?

— Ну… Можно и так сказать, — несмело кивнул Мамаев.

— Очень хорошо. Надо, чтобы ты кое-что для меня сделал, щекастый.