На берегу незамерзающего Понта
Шрифт:
С тем и звонил — третьим звонком, определяющим дальнейшее существование, в дом Зориных. На этот звонок спустя целую вечность для обоих мужчин вышла Полина. Широко распахнула калитку и замерла, не сводя удивленных глаз со Стаса.
— П… привет, — проговорила она негромко.
— Здравствуй, — прозвучало в ответ — напряженно и точно так же тихо. — Вернулся.
— Все нормально? Ты быстро… быстрее…
— Не делай вид, что не догадываешься почему, — Стас обернулся за спину, туда, где все еще стоял Мирош, сжав в кулаке поводок. Потом вернул взгляд Полине. — Пустишь?
— Да,
От внимания Штофеля реакция Зориной не укрылась. Чувствуя, как закипает, он поморщился и вошел в калитку. И от нее протопал прямиком к дому, в Полину комнату. Татьяна Витальевна и тетя Галя с утра прогарцевали в пансионат. В комнатах, в отличие от шумной улицы, царила тишина и полумрак за занавешенными окнами.
— Как ты тут? — спросил Стас, не глядя на Полину.
— Обыкновенно, — она пожала плечами и встала у окна, опершись на подоконник.
— Мне кажется, что не очень обыкновенно. Про фестиваль расскажешь?
— А что рассказывать? Открылся, закрылся.
— И это все?
— Все, — она снова пожала плечами.
Стас поморщился. Приставил к переносице указательный и большой пальцы. Помассировал ими кожу у глаз, как человек, который не выспался. Он и правда едва ли высыпался — смена часовых поясов, перелет, душ, дорога в поселок. Штофель чувствовал себя роботом и идиотом. И не знал, что и зачем сейчас делает. Такое поведение было ему не свойственно. Такое поведение его самого удивляло. Сорваться с работы, из другой страны, сорвать все планы и весь свой распорядок, чтобы оказаться у ворот дома в какой-то грязной Затоке? Дичь. Все — дичь.
Но, тем не менее, оторвав взгляд от пола, он медленно и устало поинтересовался у нее, будто интересовался у самого себя:
— А ты? Не хочешь у меня ничего спросить?
Полина на него не смотрела. Лицо ее было и хмурым, и печальным одновременно. Она долго раздумывала и, наконец, заговорила:
— Нет, не хочу. Сказать хочу, — она подошла к комоду, достала из ящика кольцо и протянула его Стасу, подняв на него глаза. — И вернуть… Все изменилось.
Штофель, как зачарованный, уставился на ее пальцы. Взгляд мрачнел еще сильнее, но он не позволял злости прорваться наружу. Сглотнул и проговорил:
— Я из-за тебя приехал… хотел сказать, что люблю тебя. Не по телефону — в глаза. И что наша… размолвка этого не изменит.
— Так лучше, чем по телефону. Только… я тебя не люблю.
— Разлюбила? За месяц?
— Наверное, и раньше не любила.
Напряженность достигла пика. Глаза его сверкнули. Он перехватил ее ладонь с кольцом, не забирая его, а сжимая запястье, и тяжело выдохнул:
— Не понял.
— А я, кажется, поняла. Если бы я тебя любила, я поехала бы с тобой, — вздохнула Полина.
— Но ты осталась, — тягуче констатировал он. — Потому что и не любила. И ничего не хотела со мной.
— Лучше сейчас, чем потом…
— Лучше бы никогда. Я думал, мы понимаем друг друга и брак — вопрос времени… Черт! Я сюда
Она заметалась взглядом по его лицу, снова вздохнула.
— Я не хочу с тобой в ЗАГС, — проговорила она медленно, но уверенно.
— Странно, — усмехнулся Стас. Отпустил руку. Сделал шаг назад. Потому что продолжать себя контролировать становилось проблематично — на ее запястье алели следы от его пальцев. Поднял голову и теперь смотрел почти с вызовом. — Ты понимаешь, что любая другая баба не то что замуж, просто в койку ко мне сигануть сочла бы за счастье, Поля? Что я делал не так? Чего тебе было мало? Сказала бы что — я бы дал тебе это, делал бы больше. Ты же сама твердила, что тебе ничего не нужно. Я жадный? Или урод какой-то? Или обижал тебя? Или дело в сексе? Плохо со мной?
Полина снова вернулась к окну, долго смотрела в него, чувствуя себя совершенно спокойно, чего не должно было бы быть, когда заканчиваешь целый год своей жизни — Стас прав, не самый плохой год. В ее руке по-прежнему оставалось кольцо, она повертела его, положила на подоконник. И, обернувшись, сказала:
— Я просто тебя не люблю.
— Я это уже слышал. Проблема в том, что я тебя люблю. Вариант заключить с тобой сейчас сделку мы отбрасываем сразу?
— Ты о чем? — удивилась Полина. — Какая может быть сделка?
— В виде брачного контракта, по которому ты получишь жирный кусок в случае расторжения брака. Только не начинай злиться сразу. Подумай. Я готов ждать, пока ты перебесишься. Готов дать тебе время полюбить меня. Твоя мать не вечна, ваш пансионат — это не то, о чем может мечтать молодая женщина, перед которой открыты большие перспективы. Твоя академия и талант — мое имя и связи. Если ты включишь мозг, найдешь много плюсов. Гораздо больше, чем твоя нелюбовь.
Полькин рот ошеломленно открылся. Некоторое время она похлопала им, как рыба, пока смогла произнести:
— Я не ищу плюсов, Стас.
Черты его лица исказила мгновенная вспышка ярости и боли. Но тут же погасла, будто волна схлынула.
— Я надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, — глухо, не узнавая собственный голос, сказал он. — Но позволь дать тебе совет. На правах твоего бывшего.
— Какой?
— Не сжигай мосты. Неизвестно, что в будущем пригодится. Оставь побрякушку, пожалуйста, себе, это подарок. Даже если никогда уже не наденешь, просто оставь себе.
Полина бросила быстрый взгляд на кольцо. Затевать спор из-за маленького кусочка металла ей показалось глупым.
— Хорошо, — сказала она, наконец, переведя взгляд на Стаса. — Но ты ж не станешь думать, что это будет что-то значить?
— Нет, не стану. Я постараюсь приложить усилия и не думать о тебе. Просто… если когда-нибудь тебе что-то понадобится… не ищи барьеров, через которые не перепрыгнуть — я помогу.
— Спасибо, — выдохнула Полина, успев подумать, что она вряд ли когда обратиться к нему за помощью. К кому угодно, но только не к Стасу. Он сам — тот барьер, через который ей даже не захочется прыгать. Штофель еще некоторое время вглядывался в ее лицо. Потом мрачно опустил голову.