На день погребения моего
Шрифт:
из Спиталфилдс
На своих маленьких
каблучках
Не вернется, скача,
Ко мнеее!
— (Моя дооорогая!),
[Сначала]
Когда они замолчали, чтобы перевести дыхание, Лью решился:
— Парни, вы учились у профессора Ренфрю, верно?
— Да, в Кингсе, — ответил Нэвилл.
— А профессор Верфнер, которого мы встретили прошлым вечером в театре — не был ли он точной копией Ренфрю?
— У него были другие волосы, — задумчиво сказал Найджел.
— Еще и одежда немного пообтрёпанней, кажется, — добавил Нэвилл.
— Но, Нэвилл, это ведь ты говорил: «Послушай, Найджел, почему профессор Ренфрю говорит с таким смешным
Но тут Лью заметил что-то невероятное, что-то, о возможности чего в связи с этими двумя людьми он и помыслить не мог — они обменивались сигналами, не совсем предупреждениями, но подавали знаки руками и глазами, как могли бы делать актеры в водевильной миниатюре, они были воплощением британских идиотов. И в этот момент светозарного помутнения он также понял, хоть и слишком поздно для этой ситуации, что Ренфрю и Верфнер всё это время были одним и тем же человеком, этот человек обладал какой-то паранормальной способностью находиться минимум в двух местах одновременно, и все в И. П. Н. Т. знали об этом, знали всегда, скорее всего — все, кроме Лью. Почему никто ему не сказал? Для чего еще они могли бы его использовать, что должно было держать его слепым в темноте? Его это должно было бы больше раздражать, но он решил, что это не непочтение, а нормальная для Лондона ситуация.
Решив воспринимать двух профессоров как одного человека, Лью почувствовал странную свободу, словно от рабства, условия которого он никогда не понимал в полной мере. Ладно. Возьми эти деньги и зови его Болваном. Проще некуда.
Он провел остаток дня наверху в книгохранилище И. П. Н. Т., пытаясь как-то уменьшить степень своего невежества. Здесь он нашел несколько полок с книгами и манускриптами, некоторые из которых были на языках, которые он даже не мог распознать, не то что прочесть — о странном и полезном даре пребывания в двух местах одновременно, известном в Парапсихологии уже около пятидесяти лет под названием «билокации».
Особенно этим прославились шаманы Северной Америки. Практика начала просачиваться в Древнюю Грецию приблизительно в седьмом веке до н.э., стала характерной чертой орфической, а вскоре и пифагорейской религии.
Дело было не в одержимости духами, демонами или другими внешними силами, скорее это было путешествие из глубины души, насколько мог понять Лью, это была та же схема, что и у сновидения, в котором одна версия вас остается сзади, почти парализованная, способная выполнять лишь базовые действия вроде храпения, выпускания газов и переворачивания на другой бок, в то время как другая версия спокойно уходит в неожиданные миры, обе версии выполняют обязанности, присущие каждой из них, применяя двигательные навыки, полученные днем, еще и в таких сферах, как летание, прохождение сквозь стены, совершение спортивных чудес скорости и силы... И этот путешествующий двойник не был невесомым призраком — окружающие видели его достаточно плотным и отчетливым, на самом деле слишком отчетливым, многие сообщали, что фигура и фон разделены кромкой, сверхопределенной и мерцающей, между двумя отдельными видами света...
Однажды д-р Отто Глуа, приглашенный психиатр из Швейцарии, которого Лью видел в столовой И. П. Н. Т., высунул голову из-за угла, и они разговорились.
— Эта личность Ренфрю/Верфнер, похоже, страдает, — вскоре пришел к выводу д-р Глуа, — из-за глубокого и фатального противоречия, более глубокого, чем он способен осознать, в результате конфликту не остается ничего иного, как выйти наружу,
— И потом, кто лучше, чем падший географ, осуществил бы это — занял бы Номер XV, карту «Дьявол», кто-то, кто должен отвечать на небесный зов, изучил тайную географию beyul, или сокровенных земель, и держит всех нас в обветшалости и пыли, нашем безумии и невежестве, вдали от Шамбалы и возрождения в Чистой Земле? Какое преступление более достойно порицания, чем священный долг получения убогого жалованья в Уайтхолле и на Вильгельмштрассе?
— Думаю, сейчас меня больше всего волнует вопрос, — сказал Лью, — в какой степени сотрудничают с ним, кажется, я сказал «с ним», люди из И. П. Н. Т.
— Потому что никто не сказал вам, что они знают.
— Не воспринимаете ли вы это слишком, так сказать, на свой счет?
— Не обязательно, ведь это достаточно распространено в этих оккультных орденах — светские люди и жрецы вместе, иерархии посвящения в Таинства, тайная инициация на каждом шагу, предположение, что один знает то, о чем другой узнает лишь в свое время. Никто это не решает, это просто движущий императив, управляемый из недр самого Знания.
— О, — Лью удалось сохранить бесстрастное лицо, кивнуть и свернуть сигарету, которую он прикурил в сгущающихся сумерках от тлеющей «Короны» д-ра Глуа.
— Это всё упрощает, в известном смысле, — предположил он в поднимавшихся клубах турецкого дыма. — Если учесть, сколько времени я потратил на работу детектива. Пытался согласовать две эти истории — свидетельства очевидцев, отрывные талоны, отчеты о надзоре, черт, если что-то из этого когда-нибудь попадет в суд, они получат полное алиби, не так ли?
После того, как ушел доктор, опустилась тьма и Лью зажег на столе небольшую лампу Вельсбаха, и прозвучал удар обеденного гонга, приглушенный расстоянием, появился никто иной как Великий, который вскоре должен стать Заместителем, Коген, он нес поднос с высоким стаканом сока из пастернака и каким-то вегетарианским аналогом пирога со свининой «Мелтон Моубрэй», остывавшего на тарелке из китайского фарфора.
— Мы не видели вас за ужином.
— Кажется, я потерял счет времени. Спасибо.
— Сегодня вечером здесь будут поэтические чтения, парень-индус, мистическая чепуха, вино с сестрами, возможно, вы мне поможете зажечь старый П. Л., — под чем он подразумевал «Плафон Люминэ», современную смешанную конструкцию из калильной сетки и электрических ламп накаливания, изгибавшуюся аркой через весь потолок библиотеки и накрытую бледным полупрозрачным пологом из какого-то патентованного целлулоида, приглушавшего источники света, когда их наконец-то зажигали и они превращались в бездонный купол света, почему-то более яркий, чем их совокупность.
Коген посмотрел на стол, за которым читал и делал заметки Лью.
— Билокация, да? Увлекательная тема. Как раз в сфере ваших интересов, полагаю, отступать и идти вперед, за черту, нечто такое.
— Возможно, займусь шаманским бизнесом, найду хорошенькую маленькую иглу, повешу свою вывеску.
Лицо Когена Нукшафта не выражало сочувствия этой идее.
— Вам нужно поторопиться, научиться системному подходу. Годы учебы, если это — то, чего вы хотели.
— Если это то, чего я хотел.