На двух берегах

Меркулов Олег Борисович

– Вот!
– сапер сдернул шапку и осторожно вынул из-за наушника минный взрыватель.

– Это - да! Это - да!
– сказал майор.

– Вот!
– повторил сапер, доставая второй взрыватель.
– Меня взяли, когда мы ставили мины. Туман, за два шага не видно. Я и дернуться не успел. Все, ироды, обшарили, а в шапку не полезли. Не выкидывать же мне самому!

– Молодец!
– майор держал оба взрывателя на ладонях.
– Еще у кого есть бумага?
– Кто-то передал тоже письмо. Оно было треугольником, из желтоватой оберточной бумаги.
– Не жги!
– приказал Андрею майор, потому что немцы шли вдоль загона, было слышно,

как скрипели по гравию сапоги.

В темноте майор за руку подвел сапера к двери.

– Как только наберем скорость, надо рвануть здесь.

Шаги затихли, и сапер стал ощупывать стенку.

– Запалы, конечно, слабоваты, сюда бы полшашечки! Как же их приспособить-то? Аль чем просверлить да вставить?..

– Это решим. Это сделаем. Придумаем. Как будешь рвать? Сразу два или по одному? Чтобы дыра была побольше. Старший сержант! Дай-ка!
– майор в темноте взял у Андрея костыль и дал его потрогать саперу.
– Рви дыру, потом мы этим.

– Ага! Понял. Ну-кась!
– сапер захлопотал у стены. Сейчас мы поковыряем, потом…

– Отставить!
– приказал майор.
– Только как стемнеет. Чтобы уходить в ночь, согласны, товарищи? Всем отдыхать!

Паровоз, гуднув, пошипев тормозами, дернул и потянул вагоны. Все пленные затихли, загорюнившись еще больше, потому что с каждым стуком колес о рельсы их увозили все дальше от своих, все глубже во фрицевскую жизнь, в которой для каждого из них не было места для человеческого существования. Разве только не горевал тот, который спорил с майором.

Андрей сел, съехав спиной по стенке, возле майора. Глядя перед собой в темноту, он видел, как мчится их поезд, как на закруглениях изгибается дугой, как пыхает из трубы паровоз, как напряженно натянуты сцепки, как гнутся под набегающими колесами рельсы, как поднимаются, когда колесо прокатится, как дрожат камешки между шпал, как, нахохлившись, держа автоматы наготове, стоят в тамбуре их вагона охранники.

То ли от дрожи вагона, которая передавалась ему через пол и через стенку, на которую он опирался, то ли от волнения, что вот он, вот он, вот он, этот шанс - два взрывателя, потом костылем, руками расширить дыру так, что можно, высунувшись, броситься под откос, а вагон, а конвоиры лишь мелькнут, мелькнут их прыгающие от выстрелов стволы автоматов, конвоиры ведь заметят и начнут бить по каждому, кто кубарем будет лететь под откос, и в кого-то, конечно же, попадут, потому что расстояние всего ничего, какие-то метры!
– то ли от дрожи вагона, то ли от всех этих мыслей, он начал тоже дрожать. Душа у него забилась, задергалась, затрепетала. Но он прикоснулся через карман к Зининому кисету, вздохнул и успокоился.

«Так, Лена!
– сказал он себе.
– Так. Посмотрим».

– Так что, начали? Чего ждать? Начали?
– спросил он майора.

– В ночь, в ночь, в ночь, - хотел было доказать ему майор, но тут паровоз тревожно вскрикнул, резко прибавил скорость, так что пол дернулся под ними, кто-то, видно ударившись, выматерился, майор скомандовал: «Тихо! Слушать!» - все притаились, различая даже через стук колес и дребезжание вагона все усиливающийся гул. Потом впереди рванула бомба, но мимо, потому что поезд все мчался, пролетев под ревом самолетов, как под гулким длинным мостком; майор скомандовал: «Сапер, взрыватели! Живо! Свет!» - Чиркнула зажигалка, загорелась бумага, майор скомандовал Андрею: «Костыль! Сюда! Отжимай!» - показав, какую доску надо отжать, чтобы вставить взрыватели, и Андрей,

всадив костыль в паз, навалился на костыль так, что доски раздвинулись, так, что сапер сунул в щель взрыватели, и, когда Андрей выдернул костыль, доски вновь сошлись и зажали взрыватели.

– Всем назад! Свет!
– скомандовал майор, пока сапер приматывал к кольцу взрывателя проволочку и отжимал усики чеки.
– Ложись. Сапер! Жди команды!

Самолеты сделали еще один заход, было слышно, как приближался их гул, майор крикнул: «Когда бомба, рви!» - поезд резко затормозил, наверное, потому, что самолеты летели с хвоста, ударило несколько бомб, сапер дернул проволочку, стенку на миг осветило, в пустом вагоне грохнуло, запахло толом, но тут же в вагон через дыру влетел свежий холодный воздух, от него сердце вдруг забилось в надежде, и Андрей вскочил и бросился вместе с сапером к дырке, которую сделало взрывом.

«Только бы не попали!
– мечтал про себя Андрей.
– Только бы мимо!»

Он думал верно: если бы наши летчики попали в паровоз или разбили перед ним путь, немцы бы выскочили из вагонов и залегли бы поблизости, пережидая бомбежку. Конвоиры тоже бы залегли, держа оружие наготове, и черта с два тогда бы было можно ломать стенку - немцы бы сразу это заметили и, конечно же, открыли бы огонь, а вот если бы наши бомбили и мазали, и поезд шел бы, можно было бы успеть сделать все!

«Только бы не попали!» - еще раз подумал он, всаживая костыль в щель рядом с дыркой.

– Дружно!
– крикнул он.
– Взяли! Несколько рук в темноте, на ощупь, ухватились за края дырки, за ребро доски, которую он, как рычагом, отвел внутрь вагона.
– Взяли? Ну!
– скомандовал он.

Вагончик был старый, катавшийся по рельсам много лет. Несмотря на многие покраски, доски от дождей, снега, жары, ветра, хотя и не сгнили, не подгнили даже, но крепость потеряли, и когда Андрей скомандовал: «Ну!» - сколько-то рук в темноте на пределе своих сил рванули доску. Она затрещала, сломалась, Андрей тут же скомандовал: «Нижнюю! Взяли! Ну!» - треснула и эта, он скомандовал: «Верхнюю! Ну!» - и эта доска затрещала и отломилась.

Так он командовал, и чьи-то руки хватали, дергали, ломали доски, и он чувствовал, как его, торопясь, толкают, как его невольные товарищи по этой движущейся тюрьме быстро, возбужденно дышат, он ощущал их горячее, пахнущее махоркой дыхание у себя на лице, и через несколько минут - через минутку всего, через две!
– под ногами у всех трещали обломки, а в стене вагона получилась дыра, через которую, высунувшись из нее наполовину, став на одну ногу, можно было, толкнувшись, прыгнуть под откос.

– Давай!
– крикнул майор.
– Темп, черт! Один за одним - как горох!

Ухватившись левой рукой за край дыры, твердо поставив левую же ногу на полоз, по которому ходила дверь, Андрей просунулся боком через дыру. В лицо, в грудь, в колени ему ударил тугой ветер, его даже отшатнуло вправо, но он напрягся,успев увидеть откос насыпи, канаву в конце ее, кусты за канавой и, главное, в километре за полем лес.

– Туда!
– скомандовал он себе и, держа правую руку на отлете, потому что в ней был спаситель-костыль, потому что он опасался, падая, ударить себя, чуть спружинив на полозе, толкнулся ногой и рукой, пролетел над краем откоса, пробежал по нему несколько шагов, не удержался, упал вперед и кубарем, через голову, ударяясь об землю то спиной, то коленями, покатился в канаву, зажмурившись, стиснув зубы.