На грани человечности
Шрифт:
18.
– Кого ещё демоны несут с утра пораньше?..
Устрашающий рёв вышел жидковатым, окончание на затяжном зевке вовсе испортило впечатление. Прямо-таки видно было, как нерадивый привратник со скрипом продирает глаза с перепою.
– Демонов тебе звать труда не стоит. В свой срок они сами явятся за душой твоей, греховодник.
– Бариола даже голоса не повысила.
Сторожевая башенка отчётливо икнула; едва ли не раньше того
– Ва... Ва... Ваше Преподобие! мигом лорду доложу!
– задушенно просипели уже, похоже, на бегу.
За воротами матушку ожидала подобострастная суматоха: кто-то из дворни проявил заботу о скакуне высокой гостьи, кто-то вызвался проводить к господину её саму. Довелось ещё Бариоле привычно раздавать благословенья этим холопам, мелким бисером пред нею рассыпавшимся - направо и налево, не разбирая лиц. Не тем были мысли заняты.
Леру фер Тайлем обнаружился в своей опочивальне: угрюмо, закутавшись в плед, громоздился он в кресле перед камином и тянул вино из кубка. Заметно было по всему, что из запоя он не выходил со дня своего исцеленья чудесного. (Каков господин, такова и челядь - да милует их святая Аризия!) С утра, впрочем, дело с ним ещё можно иметь; тем паче - дело, в коем он сам кровно заинтересован.
По пути успела ещё матушка разузнать у словоохотливой прислуги, что леди отбыла из замка по делам поместья. Одной помехой меньше - храни её Священное Пламя в пути! Не забыла Бариола, как даргени благодарно целовала ведьме руку после турнира.
– Благословенье сему дому, - степенно провозгласила матушка с порога.
– Благословенье и тебе, сын мой. Вставать не следует: Единый недужному простит, и я прощаю.
Тайлем, похоже, вставать и не думал. Хмуро голову склонил, властно взмахнул рукою; прислуга придвинула к огню поближе второе кресло. Вовремя прикусил язык, на кончике которого вертелось уже распоряженье насчёт второго кубка вина. И, от анафемы подальше, велел вовсе убрать хмельное с глаз долой.
– Явилась я, дабы побеседовать с тобою о спасении души твоей, сын мой.
– Привычно не замечая возникшей вокруг неё суеты, Бариола выразительно взглянула на лорда.
– Вон!
– рявкнул тот.
Прислуга ойкнула и испарилась, едва вино не расплескав по дороге.
– По здорову ли, матушка?
– Дарген, по-прежнему мрачней месяца Бурь, указал гостье на её кресло.
– На осеннем турнире, помнится, супруга моя... не в обиду вам будь сказано... То она по неразумию, Великим Откровением клянусь.
– Бой был честным.
– Единый свидетель, скольких трудов стоило удержать благостное выражение на лице.
– Не то должно тревожить тебя, сын мой.
– Повелел я Лафиме вызвать Вайрику фер Ламбет...
Стремительно и бесшумно, как туран, подкравшись к двери, Бариола настежь распахнула её ударом сапога. Никого.
То ли прислуга здесь сроду нелюбопытна (что невероятно); то ли прошла лимийскую выучку (что вероятно ещё менее). Легче допустить, что всю челядь в усмерть застращал бешеный лорд Тайлем. Тем лучше - некому наушничать благодарной супруге.
– Вы предусмотрительны, Ваше Преподобие. Прислуга ненадёжна.
– Речь у нас зашла - о сестре Вайрике, в миру фер Ламбет, что обретается ныне под моим началом. Не так ли?
– перешла к делу Бариола.
В подтвержденье Леру стиснул подлокотники кресла, скрежеща зубами. Пряча торжество, Бариола спокойно улыбнулась.
– Разумею, ты глубоко ей признателен, сын мой?
– Ей?! В тот день злосчастный она унизила меня - повторно и троекратно! Пусть бы добила, и тем избавила от позора!
– Опасаюсь, сын мой, грозит тебе нечто большее, нежели просто позор, - Ледяная, проповедническая нотка окрасила невозмутимую речь Бариолы.
– Ведомо ли тебе, что сестра Вайрика - посланница Тьмы?
– Священное Пламя!..
– Леру отшатнулся, возложил на амулет обе руки.
– И не сказано ли в Писании: "Исцелённого чернокнижником да постигнет кара Небесная, и да поглотит Тьма Вековечная!"?
– продолжала Бариола ещё того непреклонней.
Расширенные глаза даргена были неотрывно к её глазам прикованы; лицо его, нездорово-бледное, вовсе позеленело. Он внимал, как в забытьи.
– При мне она убила себя... вот уж десять лет тому, - прошептал тускло, словно отнявшимся языком.
– Что ж - восстала она из Тьмы, дабы отомстить мне за свой род?
– Воистину так, сын мой. (Как же, исключительно для этой цели... важная птица нашлась, дарген Тайлемский!) Однако, - тон Бариолы чуть смягчился, - вижу, не дано ведьме сгубить тебя. Держал ты ладонь на знаке Священного Пламени, и не сжёг от тебя, но охранил. Ещё не поздно очистить душу твою от колдовской скверны.
С трудом выкарабкавшись из кресла, Леру колено преклонил; надменность, истовость, ненависть странно смешались в его взоре.
– Никаких пожертвований не пожалею на обряд очищения, преподобная мать! Избавьте меня, наконец, от её преследования!
Безмятежно-ясно взирала Бариола на сего блудного сына, возвращаемого ею в лоно Веры Истинной; и милостивая улыбка цвела на устах её. Всё. Ей принадлежит душой и телом неистовый дарген. Не ошиблась в нём. Такой беседы - краткой и по существу - и ожидала. И - хвала святой Аризии!
– хоть один союзник сулит ей не расходы, но прибыль.
– Располагайте мною всецело, - смиренно завершил Леру фер Тайлем.
И Бариола торжественно возложила длань свою на его голову.
– То долг мой священный - уничтожить колдунью презренную, низринуть её обратно во Тьму Вековечную! Но...
Возвысив голос, поднялась она с кресла и возвела руки горе.
– Всякий, кто чист душою и в Вере твёрд, обязан оказать посильную помощь во исполнение сей миссии, Единому угодной! И вот что надлежит тебе, сын мой...