На грани человечности

Горбунова Ирина Валерьевна

Дёрнул плечом Эрихью, сбрасывая дружескую руку; закусил губу, сжал виски ладонями.

– Она заверяла, что Вайрика... и отец Одольдо... Матушка...

– Козни строит матушка. Ты больше слушай матушку.

– И ещё она речи вела, будто Вайрика...

– Ага, - опять саркастически оборвал Миста.
– И крамольница Вайрика, и демоница Вайрика, и Тайлема она исцелила - для отвода глаз иным легковерным. Слыхали уж этот псалом.
– Растопыренными пальцами он помахал перед лицом приятеля.
– Очнись, Хью. Что-то не похоже, что Тайлем, да и подобные ему

отбросы, отныне горой за сестру Вайрику. Всегда собирала она вкруг себя людей лишь разумных и светлых, кому прямая дорожка - в Чертоги Горние.

– Лжепророки куда легче сердца привлекают, нежели Пророки истинные, - бормотал Эрихью, словно в забытьи.
– И какой смысл совращать тех, кто без того закоснел в пороке. Праведных - вот кого стоит увлечь за собою во Тьму.

– Прости, друже, но лаешь ты с голоса матушки, аки туран-блюдолиз!

И Эрихью отшатнулся, и почти бегом прочь сорвался. Отрезвил ли его жёсткий тон товарища? или только смятение усугубил?

– Кому веришь ты? возлюбленной своей Вайрике или этой стервятнице, трупу ходячему?!
– выкрикнул Миста ему в спину.
– Не знаю, говорить ли, что есть у меня весточка тебе от Вайрики.

Как сомнамбула развернулся Эрихью, уставился воспалёнными, как с тяжкого похмелья, глазами...

21.

Стук копыт приближался, и Суламифь улыбнулась. Эрихью запаздывал, но поводов для беспокойства наблюдательница не видела. Мало ли какие неотложные дела могли задержать молодого эрихьюанца.

Заброшенная лесная хижина не то дровосека, не то охотника служила верой-правдой не одному поколению наблюдателей во Льюре. И Суламифи досталось по наследству это уединённое убежище. Весьма удобное в использовании - для встреч как с Эрихью, так и с Константином, Джошуа либо Наставницей Вахиштой.

Эрихью осадил единорога как-то судорожно, едва не налетев на Суламифь. Землянка придержала скакуна, пока юноша не спрыгнул с седла, и привычно набросила поводья на высокий суковатый пень.

– Здравствуй, родной.

Тот продолжал смотреть с потерянным видом, словно сквозь неё, и ласковая улыбка сменилась на её лице тревогой. Кончиками пальцев она провела по его щеке, по губам; тот вздрогнул, словно тотчас очнувшись.

– Что с тобой, Хью?

– Зачем...
– выговорил он сдавленно, не своим голосом.
– Зачем ты звала меня, Вайрика?

– Мы должны расстаться...
– Эрихью даже отшатнулся; Суламифь поспешила договорить: - Совсем ненадолго. На неделю с небольшим, может. Завтра в Арунскую прецепторию отбываю, по приказу матушки. Вот - хотела тебя упредить и попрощаться без помех.

– И каково поручение?
– для чего-то полюбопытствовал Эрихью.

– Пустое. Депешу передать.
– Очень нежно Суламифь охватила его лицо ладонями.
– Теперь я прошу: расскажи, что случилось с тобой, Хью. Вижу, ты в полном здравии...
– Она осторожно сканировала его.
– Чем же ты расстроен?

– Вайрика...

Что у тебя с отцом

Одольдо?
– хотел напрямик спросить Эрихью. Не сумел. Столько искреннего участия сквозило во взоре, в словах её, в заботливых прикосновеньях. Оскорбить её - столь чудовищным подозрением?!

– Сказывают, ты навела порчу... на ребёнка.
– Обвинение далось с натугой.
– Девочка при смерти. Я сам видел.

– Кто она?
– тут же встревожилась Суламифь.

– Брилана, дочь Гайяры-горшечницы. Их деревни Отори. Оспой захворала.

– Деревня Отори - в аризианских владениях. Нам и десятину платит.

– Так ты... вправду не знаешь?

Суламифь задумчиво покачала головой.

– Нет. Кто оговорил меня?

Эрихью молчал, потупившись.

– Матушка?

Через силу кивнув, Эрихью стиснул Суламифь в объятиях - до боли.

– Использовать несчастье людское в своих корыстных целях?
– прошептала землянка.
– Горе ей, ибо не ведает, что творит.

– Ведь это не ты, верно? Скажи, что не ты!

– Спасибо, что сообщил мне.
– Слегка отстранив юношу, Суламифь поцеловала его глаза.
– Я исцелю девочку.

– Едва ли пожелают тебя видеть в этом доме.

– Явлюсь незримо. Лишь спасённая жизнь цену имеет.

Тихий голос любимой, речи её убедительные, мягкий взор проникали в самое сердце, отогревали, несли утешение. Наветы матушки - несомненно, несомненно, наветы!
– бледнели, таяли, отступали за грань осознанного: так мрак умирает в лучах восхода. Чтобы демоница настолько приняла обличье ангела? чтобы Тьма обернулась Светом?!

Обняв Эрихью за плечи, Суламифь увлекла его к хижине, усадила на порог, рядом с собою. Принялась тихо покачивать его, словно ребёнка баюкая.

– Хью, Хью, милый Хью. Как ты огорчён. Да, весть печальная. Но - чтоб исправить всё, усилий не пожалею.

– Ты ведь не можешь мне лгать, Вайрика?
– шептал Эрихью горячечно.
– И никогда не обернёшься... не тем, что ты есть ныне?

– Любовь моя.
– Суламифь тихо рассмеялась.
– Уже скоро и ты, и я станем не тем, чем есть сейчас. Неоднократно рассказывала я тебе, что ждёт нас с тобой в будущем. Хочешь ещё послушать?

Всё так же привлекая Эрихью к себе, она словно сказку ему нашёптывала. О звёздных мирах, один другого чудесней, - которые однажды станут близки, рукой подать. О здоровых и счастливых детях; о людях мудрых и свободных, светлых и прекрасных, подобно ангелам. О чистых, приветливых городах, о гордых звёздных кораблях.

– Когда-нибудь мы там окажемся, вдали от горестей сего мира, юного и несовершенного. И отец Одольдо с нами будет, и Тарла Кудесник, и Томирела Ратлин - все, все, кто сердцу дорог. И Вильда Крамольница, и Мастер Гандар ушли к звёздам - ты их увидишь, Хью! Увы, далеко не всем открыта туда дорога. Но минует срок, назначенный историей - и настанет конец этого мира, и ознаменует начало нового, прекрасного, доброго. Так будет, как на полотне "Не меч, но мир..." Томирела - великая художница и провидица великая...