На грани полуночи

Маккена Шеннон

Она посмотрела на вещицу.

– Твоя сережка. Выпала?

Шон протянул ее Лив:

– Она твоя.

Лив отшатнулась:

– О нет. Я никогда тебя без нее не видела.

– Нет, – покачал головой Шон, – она всегда была твоей. Я купил этот камень для тебя пятнадцать лет назад.

Лив ахнула, и все протесты тут же улетучились.

– Я потратил на его покупку каждый заработанный тем летом цент, – продолжал он. – Это был самый большой из тех, что я мог себе позволить. Я остановил свой выбор на этом камне. Все,

что я мог бы купить с оправой, было бы размером с булавочную головку. – Шон отвел взгляд. – Знаю, это не булыжник, но он хорошего качества.

Он убрал в сторону ее мокрые волосы и продел сережку ей в мочку.

У Лив появились отчаянные вопросы, которые она боялась задать. Было ли это что-то вроде обручального кольца? Или всего лишь сладкий посткоитальный порыв?

Она открыла рот, чтобы спросить, как вдруг зазвонил его сотовый.

Шон взял трубку и рявкнул:

– Что у тебя?…Гриссом? Да, знаю. Диктуй адрес… Уже еду. Увидимся.

Он захлопнул телефон. Его взгляд был сосредоточенным, пронзительным и холодным.

– Одевайся, принцесса. Дэви нашел нашего репортера.

Глава 22

Занятие журналистикой для Джереми Айверса было делом неприбыльным, решил Шон, когда они подъехали к сетчатому забору, окружающему ветхий дом на колесах.

К металлическому шесту в центре двора были прикованы цепями два свирепых питбуля. Они зарычали и рвались с цепи, когда Шон с Лив вышли из машины. Мусорный бак был давным-давно опрокинут, и его содержимое стало одним целым с газоном, который был изрыт и сгнил так, что осталось лишь несколько пораженных участков коричневато-желтой соломы.

Из-за длины цепи и свирепости собак было невозможно подойти к двери, но собаки исполняли роль дверного звонка, так что Шон просто сплел пальцы с пальцами Лив и стал ждать. Он приподнял тяжелую массу влажных темных волос Лив, чтобы полюбоваться блеском бриллианта в ее ухе. Она была чертовски красива. Ему хотелось всю ее увешать драгоценностями.

Шону нравилось видеть на ней этот камень. Давно пора, черт возьми.

Скрипнула входная дверь. У вышедшего наружу худого мужчины были пустые красные глаза. Какого бы ни были цвета его волосы, они были жирными и спутанными. Джинсы висели на нем, а помятая растянутая футболка непонятного серого цвета была вся в пятнах. Он закашлялся и сплюнул.

– Чего вам надо?

– Вы Джереми Айверс? – спросил Шон. – Репортер?

Мужчина выпучил глаза:

– А кто спрашивает?

– Меня зовут Шон Макклауд. Я хотел бы спросить вас о статье, которую вы написали для «Вашингтониан» пятнадцать лет назад.

Джереми Айверс начал качать головой, прежде чем Шон закончил говорить. Он спрятался за дверью, как черепаха, втягивающая голову в панцирь.

– Я никогда не писал никаких статей, – сказал он. – Вы вышли не на того парня. Я не репортер. Я не знаю, о чем вы говорите. Уходите.

Дверь начала

закрываться, собаки с бешеным лаем отчаянно рвались с цепей.

Шон повысил голос, чтобы пробиться сквозь шум:

– Я собираюсь убить этих чертовых тварей.

Дверь остановилась, чуть приоткрылась, и появился глаз Айверса.

– Каких еще тварей? – крикнул он.

– Тех, которые сделали это с вами. – Шон указал на двор, собак, мусор. Это место превратилось в манифест разлагающегося отчаяния.

Айверс открыл дверь и вышел на крошечное кривое крыльцо.

– Что ты, черт возьми, знаешь о том, что они со мной сделали?

Шон подумал о кошмарах, о том, как пятнадцать лет каждый день в четыре утра глядел в потолок с дырой в животе.

О том, как он поступил с Лив, в тюрьме.

– Они сделали со мной то же самое.

Айверс медленно оглядел его и фыркнул:

– Ну да. Конечно.

– Я хочу покрошить этих кровожадных ублюдков на куски за то, что они сделали. – Шон выдержал взгляд мужчины. – Но для этого мне нужна ваша помощь.

С растерянным видом Айверс потер щетинистое лицо.

– Я ничем не могу тебе помочь, – сказал он. – Я больше ни на что не гожусь.

– Посмотрим, – ответил Шон. – Пожалуйста, разрешите нам войти, и поговорим.

Айверс пожал плечами:

– А по хрену. – Он прошаркал вниз по ступенькам и схватил собак за ошейники. – Заходите. Я их подержу.

Внутри дом Айверса был таким же, как и снаружи. Темный, вонючий, с рваной мебелью из комиссионки. Сплошной бардак. Каждая поверхность была покрыта тонким слоем пыли и маслянистой грязи. В воздухе стоял кисло-сладкий запах пролитого пива, собачей мочи и травки.

Лив осторожно отодвинула кучу макулатуры с самой чистой на вид диванной подушки и расположилась прямо на краю. Шон сел рядом.

Войдя в дом, Айверс на мгновение уставился на них так, будто у него на диване сидело двое космических пришельцев.

– Э-э, хотите пива?

Когда они отказались, Айверс взял себя одно и со скрипом упал на сдвинутую кипу журналов на диване. Он открыл пиво, вылакал чуть ли не половину содержимого и вытер рот.

– Итак. Чем, по вашему глубокому заблуждению, я могу вам помочь?

– Пятнадцать лет назад вы написали статью, – сказал Шон, протягивая ксерокопию. – Я лишь хочу, чтобы вы рассказали мне, что после этого произошло.

Айверс закрыл глаза и покачал головой. На тощем, покрытом щетиной горле дернулся кадык.

– Послушайте, вы должны понять. Они могут сделать со мной все что угодно, мне до лампочки. Но у меня есть дети.

– Я не втяну ваших детей в неприятности, – спокойно пообещал Шон.

Айверс потер мокрые, дрожащие губы.

– Я работал над следующей статьей, – сказал он. – Пошарил вокруг, нашел еще два имени. Один парень из штата Вашингтон, другой из Эвергрина.

– Как вы узнали о здании «Колфакс»?