Белый храм Двенадцати апостолов,Вьюга — по крестам,А внизу скользят ладони по столу —Медь считают там.Вот рука моя с незвонкой лептою,Сердце, оглядись:В этом храме — не великолепиеОсвященных риз.Что за кровь в иконописце-пращуре,Что за кровь текла,Говорят глаза — глаза, сквозящиеИз того угла.Суждено нам суетное творчество,Но приходит час —Что-то вдруг под чьим-то взглядомскорчится,Выгорая в нас.Но мечта живая не поругана,Хоть и был пожар,И зовет, чтоб я ночною вьюгоюПодышал.1968
«В
этом доме опустелом…»
В этом доме опустеломЛишь подобье тишины.Тень, оставленная телом,Бродит зыбко вдоль стены.Чуть струится в длинных шторахДух тепла — бродячий дух.Переходит в скрип и шорохНедосказанное вслух.И спохватишься пороюИ найдешь в своей судьбе:Будто все твое с тобою,Да не весь ты при себе.Время сердца не обманет:Где ни странствуй, отлучась,Лишь сильней к себе потянетТа, оставленная, часть.1963
«Она вошла во двор несмело…»
Она вошла во двор несмело,И средь больничной суетыЕй утро в душу не успелоДохнутьПредчувствием беды.К стволу сосныПрижалась телом,Зовущий взгляд — в окно отца.Но кто-то выглаженный,В белом,Сказал два слова ей с крыльца.И, тем словамЕще не веря,Увидела со стороныИ морга отпертые двери,И тень носилокУ стены.Дверной проем,Глухой и черный, —Как зов старушечьего рта,И солнцемКосо освещенныйПорог —Как смертная черта.И, глядя пристальноИ слепо,Меж сосен девочка пошла.В руке,Распертая нелепо,Авоська стала тяжела.А тот,Что вынес весть навстречу,Не отводил усталых глазИ ждал:Вот-вот заплачут плечи,Сутулясь горько и трясясь,Но парк укрыл ее поспешно,Давая втайне перейтиТу грань,Откуда к жизни прежней —Наивно-детской —Нет пути.1968
«Заняться как будто и нечем…»
Заняться как будто и нечем.Вот лестницу он смастерил.Ведь жизнь оставляет под вечерНемного желаний и сил.И тихо — ступень за ступенью —Он стал подниматься туда,Где пенье, морозное пеньеНад крышей несли провода.А все, что отринуто, глухоЗамкнули четыре стены.Там как изваянья недуга —Подушка и ком простыни.И встал он — высоко, высоко —Не краткий закат подстеречь,А холод незримого токаУ самых почувствовать плеч,Увидеть в каком-то наитье(Как будто провел их не сам)Вот эти смертельные нити,Ведущие к первым огням.Ну что же, теперь не в обиде:В порыве желаний простыхОгонь на поверке увиделИ что осветил он — постиг.Но старое сердце дивилось:И в счастье есть горький удел —И выше бывать приходилось,А что-то навек проглядел.1968
«И луна влепилась в лоб кабины…»
И луна влепилась в лоб кабины,И легла за плугом борозда.Взрезывай тяжелые глубины,Думай, что там было и когда.Не враждует прах с безгласным прахом,Где прошли и воды и лучи,И не глянет в небо черным страхомБорозда, рожденная в ночи.И вдали от суетного станаВдруг возникнет, как из-под земли,Скорбная торжественность туманаВ память тех, что раньше здесь прошли.Пусть они живому не ответят,Пусть туман, как привиденье, — прочь,Ты вернешься к людям на рассвете,Но не тем, каким ушел ты в ночь.1968
«Мать наклонилась, но век не коснулась…»
Мать наклонилась, но век не коснулась,Этому, видно, еще не пора.Сердце,
ты в час мой воскресный проснулось —Нет нам сегодня, нет нам вчера,Есть только свет — упоительно-щедрый,Есть глубиной источаемый свет,Незащищенно колеблясь без ветра,Он говорит нам: безветрия нет.Мать, это сходятся в сердце и в домеНеразделимые прежде и вновь,Видишь на свет — в темножилой ладониЧутко и розово движется кровь.Видишь ли даль, где играют, стремятся,Бьются о стены и бьют через край,Реют, в извилинах темных змеятсяМысли людские… Дай руку. Прощай.1969
«…Да, я нечасто говорю с тобой…»
Н. Б.
…Да, я нечасто говорю с тобой,И, кажется, впервые — слишком длинно.Здесь ветер, долгий, жаркий, полевой,Идет спокойно ширью всей равнины.И вот, встречаясь с ветром грудь на грудь,Себе кажусь я грубым и плечистым.И я, и он на стане где-нибудь,Мы оба пахнем, словно трактористы,Дымком, соляркой, тронутой землей,Горячей переломанной соломой.Здесь жизни ход — нагруженный, иной(И, может статься, чересчур земной),Чем там, где люди сеют в мире слово,А пожинают — впрочем, что кому.Те два посева сравнивать не новоИ не всегда разумно — потомуДавай с тобой доверимся на словоВ стихии — чувству, в остальном — уму,И даже если все смешает ветер,Как этой жизни — отдаюсь ему.1970
«В ковше неотгруженный щебень…»
В ковше неотгруженный щебень,Как будто случилась беда.В большой котловине от небаГлубокой казалась вода.К холодной и чистой купелиСходил по уступам мой день,И грани уступов горели,Другие — обрезала тень.Я видел высокую стену,Что в небо и в воду ушла,И росчерком — белую пену,Что ярко к подножью легла.Я слышал, как звонче и чаще —Невидимый — камень стучал,Обрушенный днем уходящим,За ним он катился в провал.В паденье ничто не боролось,Лишь громко зевнула вода, —И подал призывный свой голос,И подал я голос тогда.И грозным иссеченным ликомКо мне обернулась стена,С вниманьем таинственно-дикимЕго принимала она.А голос в пространстве вечернем,Какою-то силой гоним,Метался, — огромный, пещерный,Несходный с ничтожным моим.И бездна предстала иною:Я чувствовал близость светил,Но голос, исторгнутый мною,Он к предкам моим восходил.1970
«Черная буря идет по земле…»
Черная буря идет по земле —Буря с востока.След твоих губ на мохнатом стеклеСмотрит оттаявшим оком.Были когда-то и ночи, и дни,Только и вспомнишь,Видя, как тьму эту стрелки одниДелят на полдень и полночь.Кто там в проталину взглядом проник —Смелость иль робость?Чьи это скулы обрезал башлык,Обледенело коробясь?Жарко в стекло выдыхает гонецМячики пара:Милая, скоро ли будет конец?Ждет в седловине отара…Сбрось-ка тугие наушники прочь!Зябко и зыбко…Если прогнозом нельзя, напророчьСолнце — хотя бы улыбкой…Только не той — никому и для всех,Вспыхни другою —Ляжет к ногам твоим черный мой снегВ оцепененье покоя.1970
Рассвет
1
Пройдя сквозь ночь, я встретил раноРассвет зимы лицом к лицу.Рассвет работал — поскрип кранаШел в тон скрипящему крыльцу.Над грудой сдвинутого праха,Как ископаемое сам,Скелет гигантского жирафаЯвив земле и небесам.Кран с архаичностью боролся,Крюком болтая налегке,А после — пирамиду тросаНеся сохранно на крюке.От напряженья бледно-синий,Воздушный с виду в той судьбе,Стальной пронзительностью линийОн поражал ее в себе.
