Когда прицельный полыхнул фугас,Казалось, в этом взрывчатом огнеКопился света яростный запас,Который в жизни причитался мне.Но мерой, непосильною для глаз,Его плеснули весь в единый миг —И то, что видел я в последний раз,Горит в глазницах пепельных моих.Теперь, когда иду среди людей,Подняв лицо, открытое лучу,То во вселенной выжженной моейУтраченное солнце я ищу.По-своему печален я и рад,И с теми, чьи пресыщены глаза,Моя улыбка часто невпопад,Некстати непонятная слеза.Я трогаю руками
этот мир —Холодной гранью, линией живойТак нестерпимо памятен и мил,Он весь как будто вновь изваян мной,Растет, теснится, и вокруг меняИные ритмы, ясные уму,И словно эту бесконечность дняЯ отдал вам, себе оставив тьму.И знать хочу у праведной черты,Где равновесье держит бытие,Что я средь вас — лишь памятник беды,А не предвестник сумрачный ее.1966
«Привиденьем белым и нелепым…»
Привиденьем белым и нелепымЯ иду — и хаос надо мной —То, что прежде называлось небом,Под ногами — что звалось землей.Сердце бьется, словно в снежномкоме,Все лишилось резкой наготы.Мне одни названья лишь знакомыИ неясно видятся черты.И когда к покинутому дому,Обновленный, я вернусь опять,Мне дано увидеть по-иному,По-иному, может быть, понять…Но забыться… Вейся, белый хаос!Мир мне даст минуту тишины,Но когда забыться я пытаюсь —Насылает мстительные сны.1966
«Они метались на кроватях…»
Они метались на кроватях —И чей-то друг, и сын, и муж.О них вздыхали, как о братьях,Стыдясь их вывихнутых душ.И, жгут смирительный срывая,Они кричат: «Остановись!Не жги, проклятая, больная,Смещенная безумьем жизнь!»Дежурных бдительные рукиИх положили, подоспев.И тут вошли в палату звуки —Простой и ласковый напев.И кротко в воздухе повислаЛадонь, отыскивая лад,И трудно выраженье смыслаЯвил больной и скорбный взгляд.А голос пел: мы — те же звуки,Нам так гармония нужна,И не избавиться от муки,Пока нарушена она.Взгляни устало, но спокойно:Все перевернутое — ложь.Здесь высоко, светло и стройно,Иди за мною — и взойдешь.Девичье-тонкий в перехвате,Овеяв лица ветерком,Белея, уходил халатикИ утирался рукавом.1966
«Тянулись к тучам, ждали с высоты…»
Тянулись к тучам, ждали с высотыПустым полям обещанного снега,В котором есть подобье добротыИ тихой радости.Но вдруг с разбегаУдарило по веткам молодым,Как по рукам, протянутым в бессилье,Как будто не положенного имОни у неба темного просили.И утром я к деревьям поспешил.Стволов дугообразные изгибы,Расщепы несогнувшихся вершин,Просвеченные ледяные глыбы,Висячей тяжестью гнетущие мой лес,Увидел я… И все предстало здесьПобоищем огромным и печальным.И полоса поникнувших берез,С которой сам я в этом мире рос,Мне шествием казалась погребальным.Когда ж весною белоствольный стройЛиствою брызнул весело и щедро,Дыханье запыхавшегося ветраПрошло двойным звучаньем надо мной.Живое лепетало о живом,Надломленное стоном отвечало.Лишь сердце о своем пережитомИскало слов и трепетно молчало.1966
«Лес расступится — и дрогнет…»
Лес
расступится — и дрогнет,Поезд — тенью на откосах,Длинно вытянутый грохотНа сверкающих колесах.Раскатившаяся тяжесть,Мерный стук на стыках стали,Но, от грохота качаясь,Птицы песен не прервали,Прокатилось, утихая,И над пропастью оврагаТолько вкрадчивость глухаяЧеловеческого шага.Корни выползли ужами,Каждый вытянут и жилист,И звериными ушамиЛистья все насторожились.В заколдованную небыльПтица канула немая,И ногой примятый стебельСтрах тихонько поднимает.1966
«И я опять иду сюда…»
И я опять иду сюда,Томимый тягой первородной,И тихо в пропасти холоднойК лицу приблизилась звезда.Опять знакомая рукеУпругость легкая бамбука,И ни дыхания, ни звука —Как будто все на волоске.Не оборвись, живая нить!Так стерегуще все, чем жил я,Меня с рассветом окружило,Еще не смея подступить.И, взгляд глубоко устремя,Я вижу: суетная силаЕще звезду не погасила,В воде горящую стоймя.1967
«Нетерпеливый трепет звезд…»
Нетерпеливый трепет звездЗемли бестрепетной не будит.А ночь — как разведенный мостМеж днем былым и тем, что будет.И вся громада пустоты,Что давит на плечи отвесно,Нам говорит, что я и ты —Причастны оба к этой бездне.1967
«Поднялась из тягостного дыма…»
Поднялась из тягостного дыма,Выкруглилась в небе —И глядит.Как пространствоСтало ощутимо!Как сквозное что-то холодит!И уже ни стены,Ни затворы,Ни тепло зазывного огняНе спасут…И я ищу опорыВ бездне,Окружающей меня.ОдаривПронзительным простором,Ночь встает,Глазаста и нага.И не спит живое —То, в которомЗвери чуют брата и врага.1967
«Над сонным легче — доброму и злому…»
Над сонным легче — доброму и злому,Лицо живет, но безответно. Там,Наверно, свет увиден по-иному,И так понятно бодрствующим нам:Там жизнь — как луч, которыйпреломилаУсталости ночная глубина,И возвращает мстительная силаВсе, что тобою прожито, со дна.Минувший день, назойливым возвратомНе мучь меня до завтрашнего дня,Иль, может, злишься ты перед собратом,Что есть еще в запасе у меня?Но, может, с горькой истиной условясь,В такие ночи в несвободном снеУже ничем не скованная совестьТебя как есть показывает мне.1967
«Живу меж двух начал…»
Живу меж двух начал —И сердце часто бьется.Жестокий ритм заботНе эхом отдаетсяВ душе моей, а звуком, звуком, звуком,И нет конца моим тягучим мукам.Но я встаю и обвожу мой мирХранительным и беспощадным кругом.Входи, стихия! Здесь я наг и сир,Так будь моим диктатором и другом.Мы будем долго над землей летать,Устанем, обретая силы.И сгинем, чтобы встретиться опять.1967