НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга вторая

Зарецкий Анатолий

Неожиданно увидел Бориса. Он развешивал для сушки фотографии. На натянутых под потолком струнах их помещалось великое множество.

Вглядевшись, обнаружил на них свои стихи.

– Боря! Что за номер? – жестом показал на фотографии.

– Да вот Галка дала размножить и продать.

– А откуда ты ее знаешь?

– Шурик познакомил, когда был в Харькове.

– Нормально… Дал ей посмотреть, а она вон что надумала. Вот тебе и филолог, – возмутился я, – Боря, это же мои стихи.

– Ну и что? – нисколько не изумился брат, –

Они, собственно, никому не нужны. Ты посмотри сюда, – перевернул он фотографию.

А там, в стремительном полете застыла изумительной красоты молоденькая гимнасточка в открытом купальнике. «Да это же Людочка», – остолбенел от неожиданности.

– Боря, откуда у тебя это? – выдавил я, наконец.

– Нравится?.. Мне тоже… Не меньше трояка буду брать за каждое фото… У одного фотокора негатив купил. Бешеные деньги отдал… Все окупится. А стихи – прикрытие.

– Боря, это моя Людочка, когда она стала чемпионкой города. Нельзя ее продавать в электричках, да еще с моими стихами, посвященными ей.

– Почему нельзя?.. Дурак ты, Толик. Потому и живешь хреново… Ладно, давай выпьем, – достал он из-под стола четверть какой-то мутной жидкости, – Мерефянский самогон. Горит, сволочь. Галка привезла вместе с твоими дурацкими стихами.

– Боря! Тебе же нельзя пить! – возмущенно крикнул я и с силой ударил бутыль ногой. Она слетела со стола и с грохотом разбилась…

Я мгновенно очнулся ото сна, а грохот, казалось, еще висел в воздухе.

– Что случилось? – пробежал на кухню отец.

– Да грохнул твою бутыль с вином, – послышался голос брата…

«Надо бы позвонить Борису. Как он там?.. Придумать такое… За трояк продавать мою Людочку вместе с моими стихами… Ну и Боря», – размышлял я засыпая…

Утром встретил на вокзале Маркина и Солдатова. А уже через полчаса мы были на Холодной горе, где располагалось крошечное аккуратное предприятие – цель нашей командировки. Познакомились с руководством, сдали документацию. Ребята отправились устраиваться в гостиницу, а я, наконец, поехал к Людочкиной маме.

Дома снова никого не оказалось. Решил подождать. Через полчаса выглянула бдительная соседка, заподозрившая неладное.

– Что вы здесь делаете? – спросила она через дверную цепочку.

– Жду ваших соседей. Не знаете, скоро они будут?

– Не знаю. Я за ними не слежу.

– За мной же следите… Мне тетя Валя нужна или Светланка, – уточнил я.

Цепочка тут же была сброшена и соседка вышла на площадку.

– То-то вижу, мне ваше лицо знакомо… Вы к Людочке приходили, когда она болела.

– Совершенно верно… А так вот уже много раз приходил, но никого не могу застать.

– И не застанете… Хозяева квартиры на отдыхе, будут нескоро. Меня попросили следить за цветами и вообще… Впрочем, зачем это вам?.. Вы, похоже, не в курсе.

– Не в курсе чего? – обеспокоено спросил я.

– Значит, не знаете, – она вдруг всхлипнула и замолчала, – Валечка

умерла год назад… Так тосковала по Людочке, так тосковала… А когда Светка вышла замуж и ушла жить к мужу, совсем сдала. Когда болела, все просила, чтобы похоронили рядом с Людочкой… Не получилось… Родственники гроб увезли. Сказали на родину.

– Ни в Коробочкино?

– Не знаю, не слышала.

– А где Света живет, случайно ни знаете?

– Нет. Не знаю. Она с похорон матери здесь больше не появлялась. Да и зачем? Отец ее уже через месяц женился. Что ему траур. Вот она и обиделась… А через полгода он квартиру разменял. Так что здесь давно другие люди живут.

– Да-а-а… Как же узнать, куда перенесли могилу Людочки? Ума не приложу.

– Пожалуй, кроме родственников никто не скажет.

– Где они эти родственники?.. А можно зайти в квартиру?

– Пойдемте, – не стала препятствовать соседка. Она открыла квартиру, и я вошел туда, где когда-то жила и умерла любимая.

Я прошел в ее комнату… Вот здесь стояла кровать… Людочка полулежала, облокотясь на подушки, а я сидел рядом на стуле, близко-близко. Именно тогда мы с Людочкой заново открывали друг друга после нашей долгой разлуки. Мы говорили часами, а когда Людочка, утомившись, спала, сидел рядом и неотрывно смотрел на нее – так она была прекрасна, первая любовь моя…

А в этой комнате она прожила свои последние месяцы. Здесь я узнал ее страшный приговор. Здесь мы объяснились, и у нас появилась надежда… Здесь мы простились с моей Людочкой навсегда, даже не догадываясь об этом. С этого места я увидел ее живой в последний раз. Она, как всегда, улыбнулась мне, подняв руку в нашем традиционном приветствии. Что же тогда творилось в ее душе?..

А в этой гостиной мы отмечали нашу помолвку. В тот день мы были счастливы, несмотря ни на что…

Где ты сейчас, любимая?.. Похоже, я так никогда и не поверю, что тебя нет, и никогда больше не будет. Твое прекрасное тело уже бесследно растворилось в окружающей немой Природе – стало землей, водой, воздухом… А твоя душа?.. Иногда мне кажется, ты где-то рядом, совсем близко. Стоит только руку протянуть… А иногда даже думаю, что ты – это я. Мы давным-давно стали с тобой одним целым и умрем когда-нибудь вместе, в одно мгновение, когда в мой роковой час твой фантом, живущий во мне, придет проститься со мной навсегда, чистая и светлая любовь моя…

– Как устроились? – спросил Маркина и Солдатова, стоявших у окошка бюро пропусков.

– Великолепно! – восторженно ответил Гена, – Номера люкс. Чистота стерильная. В номере все, что надо для жизни. Никогда ничего подобного не видел… Единственная проблема – во всей гостинице только мы с Сашкой, да обслуживающий персонал.

– Это же хорошо.

– Что хорошего? Поговорить не с кем. Обслуге некогда, а мы уже друг другу надоели.

– Ну, Гена, должны же быть хоть какие-то недостатки.