На излом клинка. Книга третья

Капков Александр

Я рассчитывал на Бога, быстрые ноги своего скакуна и удачу. На последнюю надежда была особая: казаки стреляли метко. И точно, тут же началась стрельба. Я и Алезан остались невредимы, а Макару повезло меньше, я услышал его вскрик и повернул голову. Мой денщик, раскинув руки, падал с лошади. Я не мог понять, убит он или ранен, надо было спасать свою жизнь. Так как я скакал в обратную сторону, то впереди был холм, а справа пепелище. Мне нужно было снова подняться на вершину, и пока я бы поднимался, то представлял собой мишень для пуль врагов. И пусть проехать надо было всего ничего, сотню шагов, пуля могла догнать меня в любой момент.

Только мы поравнялись с развалинами, как Алезан споткнулся на полном скаку и, не удержавшись, упал левым боком на снег. Я едва успел выдернуть ноги из стремян и кубарем скатиться с седла. Радостные возгласы приближающихся врагов не позволили мне залеживаться в сугробе, куда я свалился, к счастью, ничего себе не

повредив. Я увидел, что Алезан тщетно пытается подняться на ноги, кося на меня влажным черным глазом, словно безмолвно прося о помощи. Но в любом случае, казаки были слишком близко. Я не успевал ни помочь ему подняться, при условии, конечно, что он не сломал себе ногу, ни облегчить его страдания милосердным выстрелом. Прости, брат, сказал я коню про себя и побежал к развалинам, придерживая рукой саблю. Я не надеялся там спрятаться, но решил продать жизнь как можно дороже. Преодолеть оставшееся расстояние было делом двух минут. Утопая в снегу по колено, я добрался до горелых построек и юркнул в остов какого-то сооружения, крайнего с моей стороны. Понимая, что мои следы меня выдадут, я, уже осторожно и не торопясь, стал пробираться в глубь развалин, стараясь ставить ноги так, чтобы не оставлять явного следа. Наконец, я нашел укромный уголок и остановился, с трудом переводя дух. Вот теперь мне стало настолько жарко, что я весь вспотел.

Однако, я успел отдышаться и принять меры к обороне до того, как мои преследователи окружили развалины. Кроме сабли со мной были два карманных короткоствольных пистолета, с которыми я почти никогда не расставался. Они отличались надежностью и точным боем, разумеется, на близком расстоянии. Я проверил заряды и подсыпал свежего пороха на полку одного и другого из маленькой пороховницы. Пуль у меня было с собой всего шесть, но вряд ли мне доведется расстрелять их все. Я также вытащил саблю из ножен, которые отцепил и спрятал вместе с ташкой 4 в самом углу, сейчас они мне только мешали. Раз эти развалины станут моим полем сражения, надо было хорошенько их изучить, пока оставалось время.

4

Ташка – плоская кожаная сумка, часть гусарской амуниции.

Все пепелище раньше, до пожара, представляло собой большой дом на полтора этажа, с примыкающими к нему с двух сторон под прямыми углами хозяйственными постройками, такими как амбар, конюшня и хлев. Задние стены построек выполняли роль ограды. Обширный двор, с торчащим посредине остовом обгорелого колодца, ранее имел ворота и частокол, выгоревшие почти полностью. Пламя пожара не пощадило также и крыши, зато сам дом, конюшня и амбар были сложены из таких крепких и толстых бревен, что огонь оказывается не смог с ними справиться. Они лишь обуглились, но не сгорели. Я же укрывался в темном углу бывшего амбара, где рухнувшие стропила образовали завал из полусгоревших досок, делавший меня пока невидимым для врагов.

Тем временем казаки окружили мое убежище, но в развалины пока не совались. Один из них, привстав на стременах, крикнул:

– Эй, ваше благородие! Выходи, поговорим! Сам выходи! Коли мы достанем, то враз живота лишишься.

Он засмеялся, довольный донельзя своим остроумием. Еще один так оглушающее свистнул, что одинокий ворон сорвался с дерева в вышину неба. Я стоял недвижимо, наблюдая за ними из своего укрытия, готовый спустить курок, если казаки начнут обыскивать развалины. Но они не торопились, совещаясь между собой. Задержка была связана с ранением их командира, кто-то из нас в него попал, жаль только, что мы его не убили. Он подъехал шагом, баюкая правую руку. Для меня же всякая задержка была желательна, потому что темнело зимой рано, и наступавшие сумерки затруднили бы поиски. На одной из лошадей лежало мертвое тело убитого казака. Бунтовщики привели с собой жеребца Макара, а также живого и здорового Алезана. Последнему обстоятельству я немало порадовался, несмотря на свое тяжелое положение.

– А ну-ка, ребята, поищем господина офицера, негоже ему прятаться, пора и ответ держать, – сказал их атаман, кривясь от полученной раны. Я слышал его слова, разносившиеся далеко в морозном воздухе, как будто он находился рядом. Казаки стали спешиваться, чтобы начать обыскивать пепелище. Они были злы и явно жаждали моей крови. Тот белокурый казак что-то шепнул командиру, и тот громким голосом приказал:

– Офицера брать живьем, слышали?

Один казак остался с лошадьми, а еще один стал разводить костер. По тому, как он двигался, я догадался, что тот тоже ранен. Оставшиеся четверо вошли в развалины.

Я взвел курки пистолетов. На моих карманных часах было две четверти пятого. Скоро должны были наступить сумерки, только я сомневался, сумею ли до них дожить. Казаки разбрелись по развалинам, осматривая дом и постройки, один из них прошел совсем рядом с моим убежищем,

не замечая меня. Он стоял ко мне спиной, тыча острием сабли в нагромождения горелых досок. Полагал, наверное, что я буду прятаться от них, словно испуганная мышка в подполье. Напрасно. Я был в двух шагах от него, до меня доносился его запах, кисловатый от овчины, смешанный с запахом кожи и железа. Стоило казаку повернуться, и он бы меня увидел. Так что он не оставлял мне выбора. Я осторожно шагнул вправо, приставил другую ногу и изготовился к удару. Казак услышал-таки шорох и резко обернулся, рот его ощерился, рука с саблей вскинулась вверх, чтобы обрушиться мне на голову. Но он не успел, ни крикнуть, ни завершить свое движение. В том месте, где я находился, поперечная балка не давала возможности для удара сверху, поэтому мне оставалось лишь колоть, хотя саблей это делать не так удобно, как шпагой. Заранее отведя руку назад, я сделал выпад и с силой ткнул его острием в грудь, так что оно проткнуло шубу и вонзилось в тело, пусть и не глубоко. Казак отпрянул назад и пошатнулся. Шагнув к нему, вторым ударом я рубанул его наискось с плеча по голове. Казак, лицо которого залилось кровью, упал сначала на колени, сабля выпала у него из рук в снег и сам он, затем повалился навзничь. Скорее всего, он был уже мертв. Я не успел перевести дух, как слева от меня послышались шаги.

– Вот он! – крикнул вошедший в амбар другой казак, он взялся за саблю и потащил ее из ножен. Быстро вынув один из пистолетов из-за пояса, я поторопился выстрелить, и пуля впилась в бревно рядом с его головой. Раздосадованный, я взялся за другой, но казак выбежал из амбара.

– Здесь, здесь! – прокричал он своим. – Пистоли у него!

– Сейчас мы его сердешного, – отозвался другой голос, – давай-ка разом.

– Постой, – сказал третий, – никуда он не денется.

Больше я ничего не услышал, видно, казаки отошли подальше. Но я и так знал, что за этим последует. По неясным звукам, доносившимся откуда-то сбоку, шороху и скрипу я сообразил, что один из казаков лезет на стену, чтобы достать меня сверху, а остальные постараются отвлечь внимание. За те минуты, что они мне подарили, я успел заново зарядить пистолет, теперь у меня была возможность снова сделать два выстрела. Я был настроен решительно, раз уж мне будет суждено умереть, как говорят русские, у черта на куличках, от рук бунтовщиков, то, по крайней мере, я покажу им, что я умею. И так просто им меня не взять.

В дверном проеме показалась казачья шапка, старый солдатский трюк. Конечно же, держали ее на конце сабли. Я не собирался тратить заряды впустую и продолжал выжидать. С пистолетом в каждой руке, я лег подле самой стены на серый от копоти снег спиной, чтобы одновременно держать под прицелом и вход и крышу. В этот момент грянул выстрел из ружья, в том месте, где я находился до этого, на уровне груди, из бревна посыпалась труха, от попавшей в него пули. И тут же один из казаков прыгнул в проем головой вперед, кувыркнулся и вскочил на ноги, в зубах у него был зажат нож. Он не сразу понял, где я, и это обстоятельство меня спасло. Одновременно с ним, другой казак показался на верху стены. Я выстрелил с обеих рук, направив один вверх, а другой на противника внизу. Пока наш полк стоял в Польше, я стремился еще более отточить свое умение стрелять, тренируясь каждый день. И почти не делал промахов, попадая и в гораздо меньшую мишень, чем здоровенный казачина всего в нескольких шагах. Казак с ножом получил пулю в живот и упал, как подкошенный. Того же, кто был на стене, моя пуля, очевидно, только зацепила, и он спрыгнул вниз, приземлившись рядом со мной и выбив пистолет из моей правой руки. Я не успел подняться на ноги, как он навалился на меня, схватил за горло и стал сдавливать, по-звериному рыча. Я попытался оторвать его руки от себя, пока не вспомнил про зажатый в левой руке пистолет. Рукоятью я ударил казака по голове раз, другой, пока не почувствовал, что хватка на моем многострадальном горле ослабла, и можно было глотнуть воздуха. В третий раз я ударил неудачно, казак защитился плечом, и, оторвав от моего горла свою правую руку, стал отнимать пистолет, схватившись за дуло. Ему это удалось. Он так резко дернул пистолет, что, в результате, откинулся назад. Я воспользовался этим, чтобы ударить в подбородок и сбросить с себя. Вскочив на ноги быстрее, с силой пнул его ногой, не давая подняться. Пистолетом, подобранным в снегу, я заехал казаку по уху. Тот обмяк и вновь повалился на снег.

Итак, я вышел победителем из схватки, но очень недолго мог претендовать на этот титул. Я как раз нагнулся за саблей и, когда выпрямился, прямо передо мной вырос огромного роста казак. Его кулак мелькнул перед глазами, удар пришелся в лицо, и боль была такая, точно меня лягнули копытом. Я стукнулся о стену, едва не потеряв сознание, что даже не смог защититься саблей. Тут он схватил меня в столь крепкие объятия, что сравнение с медведем само запросилось на язык. Прижав к себе одной рукой так, что я ткнулся головой ему в грудь, обоняв грубую ткань кафтана, он избавил меня от сабли и легко, как ребенка вынес из амбара.