На излом клинка. Книга третья
Шрифт:
– Касается это твоего поляка. Карабинеры при обыске его тела нашли зашитое под подкладку кафтана письмо. Написано оно по-французски. Ты сказал давеча, что шляхтич будто чего ждал от тебя, так?
– Показалось, что так.
– Добро! Тогда пойдем, ротмистр, в мой кабинет, дальнейшее – не для лишних ушей.
Мы с генералом встали из-за стола и прошли в одну из комнат для именитых гостей, где устроился князь. Здесь к нам присоединился, вызванный Голицыным, высокий, молодой, лет двадцати пяти – двадцати восьми офицер в егерском зеленом мундире, при шпаге и в напудренном парике, точно с бала. Горжета 8 ,
8
Горжет – металлическая пластина в форме полумесяца, подвешиваемая горизонтально за концы на груди офицера возле горла.
– Знакомьтесь, господа!
– Ротмистр Изломин Антон Петрович, – представился я первым, так как был в меньшем чине.
– Премьер-майор Заблудов-Глинский Платон Афанасьевич, – назвался егерь.
– Платон ведает у меня разведкой, дела такие в его попечительстве, – объяснил приход майора князь. – Ну, хватит вам столбами стоять, усаживайтесь.
Мы сели сбоку от генеральского стола на табуреты, украдкой осматривая друг друга. Премьер-майор, а следует отметить, что в русской армии чин майора имел две ступени: низшая – секунд, и высшая – премьер, был хорошего роста, широкоплеч и молодцеват. Лицо его выглядело бы привлекательным, кабы не самый простецкий широкий курносый нос, придававший его чертам некоторую грубоватость. Серые глаза смотрели пристально и, уверен, могли быть жесткими при необходимости. Я отметил спокойную уверенность, с которой этот Заблудов вел себя при генерале, и мундир из тонкого дорогого сукна, и начищенные ботфорты, стачанные явно по заказу, и чин, для меня пока недосягаемый. И поначалу даже невзлюбил его, этакого баловня судьбы. А вот у князя майор явно был в фаворе. Видно, напоминал его самого в молодые годы.
Что же такого высмотрел Заблудов, не знаю. Лицо его сохраняло суровое выражение. Могу лишь предположить, что и я ему ко двору не пришелся.
– Вот, прочти, – с этими словами князь подал мне бумагу, сложенную в четверо. Я осторожно развернул ее и увидел там несколько строк, написанных по-французски, и стал читать:
«Милый друг мой,
радуюсь полученному от тебя известию о благополучии и добром здравии общего нашего благодетеля. То, что собирается он в который раз передать нам помощь, достойно его благородства. Нам же лишним не будет. Уповаю на Бога и преданность сирых и убогих, кои преданны мне бескорыстно.
Не упрекай меня в лености и корысти, право же виной всему моя бесталанность. Для брата же твоего пусть сие послание станет словом привета.
Петр»
– Что скажешь, ротмистр, об сим послании? – спросил меня князь.
– Обыкновенное, казалось бы, частное письмо. Написано обиняками. Так пишут, когда корреспонденты не уверены в сохранении конфиденциальности. Но если знать обстоятельства, при которых оно попало нам в руки, становится ясным иносказательный смысл. Понятно, что написано оно, как бы от имени самозванца. Это он благодарит за обещанную помощь и утверждает, что народ ему предан.
– А как ты думаешь, Антон Петрович?
– Трудно сказать, наверное, ваше сиятельство, – я покрутил письмо в руках и пожал плечами. – Написано оно без грамматических ошибок, но ведь многие российские дворяне язык наш в совершенстве знают. Подпись сделана латинскими буквами, а имя звучит по-русски. И если учесть то обстоятельство, что оно перевозилось тайным образом, надо полагать – это еще и тайный знак к какой-то встрече.
Генерал переглянулся с Заблудовым:
– И мы с Платоном к тому же выводу пришли, – заметил князь. – По всему судя, эмиссар от тех, кто кашу с бунтом заварил, прибывает. Не верю я, что никто из недругов российских к нему руку не приложил. Генералу Бибикову доносят, что в отрядах Пугачева много ссыльных поляков, они к нему добровольно переходят, услуги свои предлагают. А от поляков ниточка и далее потянется. Представляешь, какую ценность сие известие имеет? То-то, брат. Приказал я давеча майору допросить пленных. Докладывай, Платон, что узнать удалось.
– Допрежь, ваше превосходительство, допрос был учинен только одному, Северьяну Гущину – бывшему уряднику яицкого казачьего войска, – встал во фрунт майор.
– Второй пленный, бывший сотник того же войска Василий Егорьев, потерял много крови и до сих пор в себя не пришел. Северьян же – сошка мелкая и известно ему мало, но показал он, что должна была их шайка встретить какого-то важного человека и сопроводить затем к самому самозванцу.
– Вот! – воскликнул генерал. – Все сходится. Узнал ли ты еще что-нибудь?
– Гущин указал и место, где надобно было им ждать гостя. Село Иваньковское Самарской губернии, отсюда в ста семидесяти верстах. По словам его, принадлежит какому-то помещику, который там не живет, а всем хозяйством ведает управитель из простых, он и есть верный им человек.
– А что про гостя говорит?
– Да ничего, клянется и божится, будто о нем знали лишь сотник с поляком и более никто. Казаков же взяли только для охраны. Вот разве, когда приказал дать ему плетей, поведал сказку, что как-то слышал разговор промеж Егорьева и поляка. Тот де спросил, как же мы гостя узнаем? А поляк ответил, что не его, мол, забота, на то верная примета имеется, а какая примета не сказал.
– Ну, господа офицеры, как мыслите поступить? – спросил князь, пытливо поглядывая на нас.
Первым решился майор:
– Ваше превосходительство, надобно допросить сотника, как только в себя придет. Гущину самому такого не придумать, но уточнить его слова нужно обязательно.
– Дельно, – одобрил князь. Он откинулся к стене и задумчиво потер переносицу.
– Очень уж занятная вырисовывается история с этим шпионом. Если его захватить, много интересного можно будет узнать. В общем так, други! Назначаю вас на следствие. Для начала произведите допрос по всей строгости и сразу ко мне. Я прикажу, чтобы вас сразу пускали, без проволочек.
– Ваше превосходительство, я и сам справлюсь, – с оттенком обиды заметил Заблудов, бросив на меня хмурый взгляд искоса.
– Справишься, в том не сомневаюсь, да есть у меня одна мыслишка. Потому нужно, чтобы ротмистр Изломин в курсе всего был. Он ведь, если ты не понял, у нас из французов. Ясно?
– Так точно! – ответствовал майор. – А то, что ротмистр родом из Франции сразу сообразил. Не большая загадка, его акцент выдает.
Вот вроде бы ничего плохого про меня не сказал, а все ж подковырнул.