На изнанке чудес

Флоренская Юлия

— Ага, — сказал Киприан. — Раз я всё равно бессмертный, мне по первой дороге и идти.

Поначалу никто не возражал. Колупая мрак носком сбитого ботинка, Пересвет нечаянно отковырял бледно-желтую приблудную звезду. Пелагея загибала пальцы, сопоставляя в уме какие-то факты. И Киприан решил, что путь открыт.

Но, как выяснилось, он глубоко заблуждался. Пелагея уступать не собиралась. Она всерьез полагала, что смертоносная дорожка предназначается ей.

Не успел Киприан занести ногу, чтобы шагнуть в пугающую неизвестность,

как его повалили на лопатки, применив чрезвычайно коварный маневр.

— Я пойду, — очутившись сверху, на выдохе сообщила Пелагея. Пахло от нее чесноком и недавними котлетами. — Меня никто не ждёт. А у тебя Юлиана. Поди, исстрадалась, пока гадала, в какую ты угодил передрягу.

— Исключено! — воскликнул тот. — Ты нам нужна. Тебя мы ждём. Так что прекрати немедленно этот балаган.

С такими словами он скрутил ей руки лоскутом от своих одеяний и попытался наставить ее на путь истинный.

Надо было ноги связывать. А еще лучше — целиком спеленать.

Вырвавшись, Пелагея покрутилась на месте, превратилась в горлицу и, клюнув Киприана в лоб, улетела по направлению к верной смерти. Обратный путь за горлицей запечатала тьма.

— Вот зачем она так?

— Глупая, — согласился Пересвет.

Теперь у межевого камня фосфоресцировали только две дорожки.

— Давай скорей выбираться, — сказал Киприан и шагнул на ту, что вела к вечной любви. — Надо защитить ее, во что бы то ни стало!

Пересвет кивнул и двинулся по третьей. Перспектива закончить книгу правды манила его, как никогда.

Киприан очень спешил. Но путь к вечной любви оказался долог и тернист. А на встречу со смертью опоздать было невозможно. Стоило Пелагее миновать созвездие скрещенных костей, как ее окружили вооруженные люди Грандиоза.

* * *

Марта проложила в лесу тропы, каких ни охотники, ни грибники протоптать не успели. Выпустила из ноздрей струю серого пара, раздвинула молодые побеги (они тотчас истлели) — и вышла на Сезерский тракт.

Она выгорела изнутри, как южная степь в разгар лета. В бронхах клубилась и поднималась по трахее одна лишь опаляющая ярость.

Прохожие смотрели на Марту круглыми от испуга глазами. Завидев ее, дети начинали плакать. Собаки давились лаем и, приседая на задние лапы, со скулежом уползали в будки. На балконах вяли цветы, кошки прятались по подворотням. Даже безоблачное небо будто бы стало хмуриться.

За поворотом притихли забастовщики с кирпичного завода. Сразу смекнули: таких, как она, лучше не провоцировать.

Марта же двигалась выверенным курсом. А именно, курсом на особняк Грандиоза.

Случайно увидав ее из окна, Грандиоз ощутил страх, всколыхнувшийся, как муть на дне стакана, и покрылся испариной с ног до головы. Под толстым слоем кожи и жира заледенела кровь: девчонка явилась по его душу, пряниками да кренделями не откупишься.

— Заприте ворота! — визгливо прокричал он охране.

Но ворота и без того были уже заперты.

— Никого не пускать! — распорядился он, не помня себя от ужаса.

Будто его жалкие потуги спасти свою шкуру могли Марту остановить!

Она, как нечего делать, прожгла в воротах дыру размером с ладонь. Следующая дыра была больше. Оттуда высунулась рука (точь-в-точь пластина раскаленная) и знатно проредила кудлатую шевелюру одному из стражников. Тут-то бравые молодцы Грандиоза и подорвались бежать. Ну точно в воду глядели.

Стоило охране отдалиться от ворот, как створки — массивные, прочные — разлетелись облаком щепок. К щепкам прилагалась железная стружка и наспех сотворенные металлические иглы — острые, как колючки ежевики.

Марта была готова крушить всё без разбора. Но перво-наперво следовало заняться Грандиозом.

Тот уже ждал в холле — поразительно, какое гостеприимство! — с мечом в трясущихся руках.

— За всё ответишь, ничтожество! — прорычала Марта, извергая тучу пепла.

— Да что я тебе сделал?! — взвизгнул Грандиоз и покрепче перехватил рукоять меча.

— Игнат Столетов. Припоминаешь? Я его дочь.

— Вот напасть! — хлопнул себя по лбу великий инквизитор. — Та самая семейка. Надо было не перекупщикам вас сдавать, а прикончить, как поганую саранчу.

Сказал — и смачно сплюнул на мраморные плиты. В какой только канаве манеры потерял? И язвительность вдруг проснулась. Никак осмелел, жирный тюфяк?

Набросив узду на свою ярость (чтобы почем зря паром не исходить), Марта в считанные секунды сократила расстояние, отделявшее ее от противника, и схватила Грандиоза за горло.

Тот без дальнейших разговоров отрубил ей руку по локоть.

Было больно. Ровно настолько, насколько больно сухому дереву, когда у него спилят ветку.

Отрубленная рука вмиг посерела и осталась висеть, сомкнув пальцы на горле Грандиоза. А Марта расплылась в безумной улыбке, которая заставила противника содрогнуться. После чего отрастила себе новую конечность, не моргнув и глазом.

Выхватив меч, она согнула его пополам, как соломинку, и отбросила в сторону. Меч лязгнул о плиты. А Грандиоз улучил момент и с немыслимой для своей комплекции прытью пересек зал, очутившись в противоположном конце. Там он гадливо стряхнул с себя злополучную отрубленную руку и вооружился канделябром.

— Ты не посмеешь! — пробулькал он.

Как Марта и предсказывала, оставалось ему недолго.

60. Миссия выполнима

Напрасно Пелагея превратилась из горлицы в человека. Оборвавшись, звездная дорожка вывела ее прямиком к соглядатаям Великого. Соглядатаи свистнули жандармам, и те взяли Пелагею в кольцо. Стремительно светало.

— Ну, здравствуй, неизбежность, — вздохнула она и глянула на потные рожи жандармов с вялым безразличием. — Что на этот раз?