На изнанке чудес

Флоренская Юлия

На равнине серебрились чаши. Костры давно погасли. Ночь дышала прохладой и терпкими ароматами растений. В глубоком небе, залитом чернильной тьмой, мерцали звёзды. Местный астроном Леррис нацелил телескоп на планету с шестью кольцами, которая одиноко висела в безжизненном космосе. Пристроился у окуляра и принялся созерцать. Ближние звезды немного ему мешали, но что поделать? У природы ничего лишнего не бывает. Только он так подумал, как одна из ближних звезд — ярко-желтая, по цвету точь-в-точь плод кислого нерта, — оторвалась, словно плохо пришитая пуговица, и стремительно

полетела к земле, оставляя позади неясный исчезающий след.

— Вот так-так! — удивился астроном. — Неужели и у природы есть от чего избавляться? Что стряслось с этой звездой? Неужели погиб один из миров? И большой ведь был мир…

Буко-шмель вернулся из дежурного полёта, залез в банку и, сварливо пожужжав, отправился на боковую. А Теора лежала в полутьме, пытаясь разглядеть рисунки на стенах своей комнаты. Сон никак не шел. Сбоку, через окно, в чашу вливался свет. Мягкое сияние разноцветных ближних звезд на безоблачном небе замедляло ход мыслей. Серебряные крапинки дальних напоминали о бесконечности вселенной. Почти с самого рождения Теора знала: ближние звезды — это миры, где дела идут неважно. Как только в мире устанавливается равновесие, ближняя звезда гаснет и превращается в дальнюю. Но если миссия спасения терпит провал, крушение неизбежно. И тогда ближняя звезда навсегда покидает небосвод. А на ее месте остаётся выцветшая пустота. Одни звезды исчезают, другие появляются. Так было и будет всегда.

Теору терзало смутное беспокойство. Что имела в виду подруга, милостиво позволив ей ждать Незримого? Почему судьба Антеи — на вершине башни? Неужели она задумала отказаться… Нет. Сущий вздор! Отрекшимся от Незримых не удавалось спасти даже захудалый мирок. Как правило, они сами нуждались в спасении. Антея умная. Она не станет действовать наперекор многовековым обычаям.

Зеленая звездочка Вааратона подмигивает Теоре с небес, словно намекая: после воссоединения с Незримым всё пойдет как по писаному.

«Поймаешь звезду — и она увенчает кольцо бриллиантом, — звучит в голове голос матери. — А когда мир будет спасён, бриллиант обретет силу».

Жизнь Теоры — огранённый алмаз. Ей не нужно бороться за выживание, потому что Энемман — край вечного достатка. Она ничего не знает о тьме, потому что защищена. Шеоред часто повторяет: за клумбой нужен глаз да глаз, иначе вырастут сорняки — забот не оберешься. Если сорная трава вырастет в душе, любая трудность в чужом мире покажется непреодолимым препятствием. А измученным жителям чужого мира перво-наперво нужен свежий взгляд со стороны.

«Береги свой ум, — наставляет Шеоред. — Прочерти межу, установи пограничные пункты и ни под каким предлогом не пропускай внутрь злые мысли».

Теора готова следовать любым советам. Лишь бы приблизиться к недостижимому совершенству, лишь бы хоть немного стать похожей на того, с кем вскоре предстоит объединиться.

Глубокой ночью, прислонившись к гладкой стене чаши, на улице караулил Незримый. От его длинного одеяния во все стороны исходило свечение. Прямые волосы, затянутые в тугой хвост, ниспадали на плечи, а в ножнах надёжно сидел отточенный меч Корут. По ночам в зарослях стояла мёртвая тишина. Но следовало быть начеку. В тишине чёрные мысли копили силу.

Незримому

ничего не стоило пройти чашу насквозь. Он существовал вне пространства и времени, однако при желании мог легко брать в руки предметы и даже становиться подобием человека. Теора была далеко не первой его подопечной. Он посетил многие миры и много чего повидал. Однажды рожденный из воздуха и лучей Антареса, он жил на протяжении вечности, нисколько не старясь и не страшась смерти. Увядание и болезни не имели над ним власти. Возможности Незримых, их бесспорное совершенство и сила пленяли воображение смертных и приводили их в трепет. Но при всём своем великолепии Незримые умудрялись считать себя слугами людей.

От созерцания его отвлекли шаги. Сперва шаги, а затем грубый голос.

— Эй, ты, дылда блестящая! Я к тебе обращаюсь!

Незримый чуть было не выхватил из ножен меч. Последний раз он сталкивался с такой наглостью веков пять назад. Напротив стояла Антея. Небрежно заплетенные косички, черные, совершенно дикие глаза и неуёмная дрожь по всему телу. Антея была в пижаме и босиком.

— Скажи этому приставале, чтобы проваливал! Я из-за него спать не могу, и аппетит пропал. Да что там! Все, кому не лень, наперебой твердят мне о Часе Встречи. Голова трещит, как костёр! А вы, светлые пятна, вы же вроде на одном языке общаетесь? Вот и передай ему: пусть катится!

— Успокойся, — сказал Незримый и выставил ладонь. Но потом вспомнил, что Антея его ни слышать, ни видеть толком не может. Обратил взгляд на товарища. Тот плыл над землей в светящемся облаке и был как в воду опущенный. За ним невесело волочились полы пурпурной одежды, печально свешивались на лицо огненные пряди.

— От меня еще ни разу не отказывались! — пожаловался он. — Я тщательно ее оберегал…

— Да, видно, не уберег, — гулко ответил Незримый. — Антея уже несколько раз обводила тебя вокруг пальца. Как думаешь, куда она отлучалась?

Шевелюра собеседника сделалась на несколько тонов светлее.

— Неужели в заросли?

— Я свидетель. Она слишком близко подпустила к себе тамошних обитателей. В ее уме бродят черные мысли. Чтобы их выдворить, одного желания мало. Понимаешь?

Незримый Антеи кивнул с убитым видом. Если от него и отрекутся, то из-за его же недосмотра.

* * *

Зашуршала пригибаемая ветром трава. Теора уронила букет увядающих цветов, перебросила через плечо белый водопад волос и прибавила шагу. Быстрее, еще быстрее. День прошел как в тумане, и только теперь она ясно осознала: медлить больше нельзя. Заря догорает, звезды висят так низко, что кажется, достанешь рукой. Антея не должна лезть на башню.

Мысль о том, что близкая подруга может разбиться насмерть, мутила рассудок, ускоряла биение сердца и застилала глаза пеленой.

Здание гудело и качалось. Где-то в вышине, в недосягаемом мраке, скрывались его последние этажи. Башенный страж, свирепый ветер Вирр, свистел меж толстых серебряных балок, ожесточенно дуя в лицо. Но Антее ветер был нипочем. Благодаря усердным тренировкам она почти не устала. Только в основании шеи нет-нет да и проскакивал укол иглы.

Сжав зубы, она подтянулась и сумела добраться до десятиметровой точки, выше которой начинались крюки. Под ногами колыхался океан тёмного разнотравья.