На краю света. Подписаренок
Шрифт:
Глава 6 В ШКОЛЕ
С этого дня я уже не просился в школу, не приставал к брату, когда он готовил уроки, и не ходил смотреть, как ученики собираются к Бедристовым учиться. Все свое внимание я перенес теперь на строящуюся школу. С осени, пока стояла хорошая погода, мы со Спирькой и Гришкой каждый день ходили смотреть ее. Дедушки Никанора там уже не было. И теперь какие-то сердитые дяди вставляли в школьные окна рамы, приколачивали наличники, навешивали ставни. А другие дяди возводили кругом школы высокий тесовый забор.
Что делалось внутри
Все это не мешало нам каждый день говорить о том, как мы в будущем году будем вместе ходить в школу, сидеть за одной партой и учиться у Павла Константиновича.
А зимой у Спирьки и Гришки случилась беда. Их отца задавило в тайге большой лесиной, и он недели через две умер. Так что Спирька и Гришка осиротели. Их мать продала в Кульчеке свою избенку и уехала с ними на жительство в Безкиш к своим родным.
С отъездом Спирьки и Гришки я тоже вроде осиротел. Мои сродные братья — Ларион Ермиловых и Матвей Гарасимовых — пошли нынче в школу, завели там себе новых дружков и стали смотреть на меня свысока. А других подходящих мне по летам ребят у нас в околотке не было. Конону тоже было не до меня. Он или учил уроки, или помогал отцу по хозяйству. А в праздник уходил играть со своими дружками. Так что мне оставалось безвылазно сидеть около бабушки.
А потом пришла весна, и я боронил. И у себя, и у дяди Ильи, и у Ларионовых. Во время сенокоса возил копны, в страду таскал снопы в суслоны, осенью пас телят и не заметил, как подошло время уж по-настоящему отправляться в школу. В назначенный день меня одели утром в новую рубаху и в новые штаны. Потом я натянул на ноги свои новые сагыры, напялил на голову новую шапку, хоть в шапке ходить было вроде еще и рано. В общем, собрался в школу как настоящий ученик.
Отец по такому случаю тоже немного принарядился и даже причесал гребнем голову, что он делал только по большим праздникам. Потом мы надели свои шабуры, подпоясались как следует; присели ненадолго на лавку и, перекрестясь, отправились в нашу новую школу.
Вот и школа. Мы молча поднялись на высокое крыльцо, прошли через небольшие сени в прихожую со множеством вешалок, сняли здесь наши шабуры и повесили их в углу на свободные гвоздики. А потом осторожно вошли в класс.
В классе все было чисто и красиво. Прямо против дверей стояли в три ряда новые свежевыкрашенные парты. Один ряд парт был уже почти полностью занят поступающими в школу ребятами. Около стены на подставках стояли две большие классные доски. Слева у стены стоял высокий шкаф с книгами. В переднем углу висела огромная икона архангела Михаила. Несколько баб и мужиков сидели отдельно на длинной скамье и уважительно слушали Павла Константиновича. Он был, как и в прошлом году, в черной тужурке со множеством пуговиц, в брюках навыпуску, в начищенных до блеска ботинках. Он ходил по классу взад и вперед и что-то рассказывал. Увидев нас, сразу вспомнил, что мы приходили к нему в прошлом году, взял на столе свою тетрадку и стал ее перелистывать. А потом сразу обратился ко мне:
— Так-с! Значит, Иннокентий Трошин явился в школу. Очень хорошо.
Я нерешительно подошел.
— О! Да ты здорово вырос, — сказал он, посмотрев на меня. — Вот теперь другое дело. Значит, учиться пришел?
— Пришел, — еле слышно проговорил я.
— А шуметь и баловать в школе будешь?
— Нет, не буду.
— То-то. Смотри. А то наказывать буду. Я баловников не люблю.
— Я не буду баловничать.
— Ну, если не будешь, то мы сейчас же и определим тебя к твоему месту. С кем бы ты хотел сидеть в классе за одной партой?
— Со Спирькой.
— С каким это Спирькой? — переспросил Павел Константинович.
— С Крысиным, — немного смелее ответил я.
— Нет у меня такого ученика, — ответил Павел Константинович и еще раз посмотрел в свою тетрадку. — Не приводили ко мне никакого Спирьку. Какой это Спирька Крысин? — обратился он к отцу.
— Это сусед наш, Павел Костентинович. Савватея Кожуховского парнишко. Они вместе собирались учиться. Сам-то Савватей умер зимусь — в тайге лесиной задавило. А Савватеиха с ребятенками в Безкиш подалась к своему отцу. Там решила жить. Так что нету у нас теперь в суседстве Спирьки. В Безкише, видать, будет учиться.
— А кто из ваших соседских ребят пойдет нынче в школу?
— Груздевы вроде хотели отдавать своего Миньку. Да вон он уж сидит на третьей парте.
— Я что-то не припомню никакого Груздева, — заглянув в тетрадку, сказал Павел Константинович. — Кто у вас будет Минька Груздев?
— Я Груздев, — нерешительно подал голос с третьей парты лохматый парнишка.
Тут Павел Константинович еще раз поглядел в свою тетрадку и сказал:
— Ты же Обеднин, а не Груздев!
— Обеднины мы, — подал голос со скамейки один из мужиков. — Это прозвище у нас такое — Груздевы. Прозвали Груздевыми и зовут теперь — Груздевы да Груздевы. Хошь не хошь, а отзывайся. А на самом деле мы Груздевы, а не Обеднины, то бишь Обеднины, а не Груздевы.
На скамейках послышался смех, и кто-то сказал:
— Запутался, кум Василий, в прозвищах-то.
— Запутаешься тут.
— Ничего. Теперь мы разобрались, не запутаемся, — сказал Павел Константинович и что-то записал в свою тетрадку. Потом посмотрел на меня и на Миньку Груздева, подумал немного и сказал: — Вот что, Миша Обеднин. Ты уступи крайнее место на парте Кеше, а сам сядь на среднее место. А ты, Кеша, иди и садись рядом с Мишей. Будете сидеть вместе.
Тут Минька Обеднин передвинулся на середину парты, а я на глазах у всех пошел к нему через весь класс и уселся рядом.
— А с краю от окна мы посадим вам Исаака Шевелева, — сказал Павел Константинович. — Шевелев! — обратился он к долговязому мальчику на первой парте. — Перейди на третью парту, на первое место от окна. Будешь сидеть рядом с Мишей Обедниным.
Исаак Шевелев быстро встал и перешел.
После этого Павел Константинович поглядел на нас, погладил к чему-то свою козлиную бороду и вдруг ни с того ни с сего приказал нам встать.
Мы с испугом вскочили. И тут оказалось, что Исаак Шевелев был самый высокий, Минька немного поменьше, а я самый маленький.