На краю света. Подписаренок
Шрифт:
Финогену в самом деле было теперь уж не до меня. Он чуть не каждый день требовал недоимщиков на сборню и выжимал у них подати. А потом отправился с нашими гласниками на волостной сход. Гласников выбирали на сборне по одному от десяти дворов. Да их, собственно, и не выбирали, а послали прошлогодних. Дела на волостном сходе решаются, как и у нас на сборне, криком. Кто сильнее всех орет, тот и верх берет. Поэтому гласниками выбирают самых горластых, самых голосистых.
Через неделю наши гласники приехали из Комы домой. Волостной сход кончился, и им в волости делать было нечего. А старост и писарей задержали для получения окладных листов на казенную подать и на волостной сбор. В казенную
Сельский сбор идет у нас на жалованье Ивану Адамовичу, на оплату гоньбовой повинности, на страхование школы и сборни, на бланки и книги и на другие мелкие расходы. Главную статью сельского сбора составляет жалованье писарю. Но когда при составлении перечня сельских расходов на будущий год Финоген с Иваном Адамовичем дошли до этого пункта, Иван Адамович заявил, что он за старое жалованье — двадцать рублей в месяц — служить писарем в Кульчеке больше не желает и просит себе прибавки — пять рублей на месяц. А если общество не согласится на эту прибавку, то он поедет писарить к себе в Караскыр. Получать он там будет меньше, зато жить будет при своей семье, при своем хозяйстве.
Финоген сразу согласился на эту прибавку, а то, чего доброго, Иван Адамович в самом деле уедет к себе в Караскыр. Кульчек без писаря, конечно, не останется. Найдут кого-нибудь, вернее всего, из тех же расейских переселенцев, но что это будет за писарь… Вряд ли найдут такого, как Иван Адамович. И потом — когда найдут? До этого можно несколько раз угадать в Новоселову на отсидку, особенно с этими раскладками. Без писаря неграмотному старосте, пусть хоть у него семь пядей во лбу, все равно труба.
А потом, Финоген и сам решил просить себе у общества жалованье. Когда выбирали его, то обещали помогать ему. И в сенокос, и в страду. Лето прошло, хоть бы один человек заикнулся на сходе об этом. Разоренье, а не служба. Не дадут по пять рублей в месяц, решил Финоген, откажусь. Пусть сразу в тюрьму отправляют. Лучше на казенных харчах сидеть, чем цапаться со всеми.
Когда Иван Адамович учел прибавку себе и жалованье Финогену, сельских расходов получилось шестьсот шестьдесят восемь рублей тридцать шесть копеек. Если сход утвердит все намеченные расходы, то эту сумму придется раскладывать на отдельных домохозяев вместе с волостным сбором и казенными податями.
Теперь все было ясно. Так что можно было посылать Никиту Папушина гнать мужиков на сборню для раскладки этих податей.
А в деревне знали уж о том, что волостной сход в Коме закончился, что Финоген и Иван Адамович приехали домой и теперь со дня на день должен состояться сельский сход с раскладкой податей.
В общем, раскладку ждали. Ждали и говорили о том, что она всегда делается с большой выгодой для богатых и зажиточных.
На это больше других плакались многосемейные, в хозяйстве которых числилось по нескольку бойцов. Предстоящая раскладка очень их волновала, так как ничего не обещала им, кроме новой податной кабалы.
Богатые тоже ждали раскладку. И тоже волновались и беспокоились. Им не нравилось решение волостного начальства не вмешиваться в раскладочные споры и раздоры по деревням, пускать это дело на полное усмотрение сельских сходов. Им не нравились успокоительные наказы волостных начальников на волостном сходе о том, что раскладку надо делать по справедливости, по
На этот раз Никите Папушину не составило особого труда собрать полный сход. Финоген и Иван Адамович решили произвести раскладку прежде всего «мирских сборов» — волостной и сельской подати.
Раскладку начали с волостной подати. Ее по окладному листу волостного правления на кульчекское общество было начислено шестьсот двадцать четыре рубля тридцать девять копеек из расчета по четыре рубля тридцать копеек на бойца, с учетом тех поселенцев, которые имеют в деревне полное домохозяйство и наравне со старожилами пользуются пашенными и покосными угодиями.
В общем, это была раскладка по бойцам, а не по пашне, не по домашнему скоту. И сделана она была в волости. За это сразу же ухватились богатые и справные мужики и стали всячески оправдывать эту раскладку. В волости знают, что надо делать. В прошлые годы волостная раскладка делалась тоже по бойцам. Видать, закон на это такой. Так что как ни крутись, а раскладку эту придется принимать в таком виде и распределять ее потом на домохозяев по бойцам.
Ну, тут сразу же начался шум и галдеж. Его подняли многосемейные. Они кричали, что такая раскладка неправильная, что ее надо делать не так, как нам указывает волостное начальство, а по-своему, не по бойцам, а по силе возможности, по домохозяйству.
Ну а которые побогаче кричали о том, что раскладка по бойцам — это и есть раскладка по силе возможности, что силен не тот, кто имеет на одну лошадь, на одну корову больше своего соседа, что силу надо считать не по лошадям и не по коровам, а по числу работников в семье. Вон у Саватеевых три здоровенных мужика, и уж все женатые.
И сам еще на ногах, в полубойцах ходит, да две девки уж на выданье. И вот все они выходят летом косить или, к примеру, жать — девять человек настоящих работников… «Вот она, сила возможности, о которой говорит закон, — распинался на сходе Федот Меркульев. — Разве сравнишь их со мной, когда я выйду на работу со своей хворой бабой. Что мы двое-то сделаем? Чирх-пырх, и выдохлись. Бьемся, бедные, от зари до зари, а подачи нет. Вот и приходится из последнего нанимать работника али работницу, везти на покос поденщиков, а в страду каждый год устраивать помочь…»
Что касается раскладки по пашне и по домашнему скоту, то от этой раскладки богатые не отказывались. Таким манером, говорили они, у нас из года в год раскладываются казенные налоги — государственная окладная подать и какой-то губернский земский сбор. Так делали и дальше, видать, придется так делать.
Несмотря на все эти доводы, многосемейные продолжали шуметь и требовать замены раскладки по бойцам раскладкой по имущественному положению.
А большинство на сходе были мужики с одним бойцом в своем хозяйстве. Они понимали, что раскладка по бойцам для многосемейных очень невыгодна. И даже поддерживали их первое время в споре с богатыми. Что касается раскладки по пашне и домашнему скоту, то никаких выгод они для себя от такой раскладки не видели. Все каждый год кричат об этом, и пока никто ничего не знает, что от такой раскладки получится и как к ней отнесется начальство. Раскладку по бойцам оно каждый год принимает и утверждает, а новую запросто может отменить. Так что как ни вертись, а, видать, придется принимать эту раскладку по бойцам. Сколько ни шуми и ни ругайся, а плетью обуха не перешибешь и делу этим не поможешь.