На краю зимы
Шрифт:
Сергею было плохо. Голова лопалась от боли, все мышцы рвало на мельчайшие кусочки, кости ломило, словно их зажали в тиски и сдавливают со всей мочи. Обрывчатые, тягучие мысли сбивались в липкий ком и неслись себе дальше, словно горная река. Самые важные моменты в этих размышлениях – это как раздобыть дурь. Думал и о смерти. Она, голубушка, уже дважды заглядывала в их компанию. Вениамина забрала, бывшего одноклассника, и Катьку-малолетку. Катьке было всего четырнадцать лет. Дура дурой: школу бросила, шалавилась по подвалам. Лживая, наглая, хитрая – у своих воровала. Катька всегда была на пике наслаждения, без кайфа вообще не жила, вот, и сгорела во цвете лет. Кололась, пила какие-то таблетки, коноплю курила, клей нюхала. Всё самое дешёвое, доступное на краденые денежки.
Говорили,
Каждый выбирает, как ему жить, для чего в этот мир пришёл. Катерина была этому миру ненужной, лишней. Вот, и не стало её. Нечего зря землю топтать.
А какой у Серёги путь? Никакой. Пустота! Тоже зря землю топчет. Ни семьи, ни детей, ни работы – ничего. Только матери нужен. В школе начал колоться, в выпускной год уже как себя потерял – не до учёбы было. Никакому ремеслу не обучен, работать нет ни сил, ни желания. Стыдно на материны жалкие заработки жить. Когда-нибудь он всё ей сторицей вернёт – успокаивает себя Сергей. Эти совестливые мысли были кратковременными и ничего не меняли. Наоборот, хотелось их запрятать подальше.
«Наркотики – это уход от действительности» – объяснял ему с умным видом психотерапевт в санатории. Да что он знает о них? Дядя в толстых линзах!
Если у человека кишка тонка, пробовать не стоит. У него, Сергея, кишка тонка. Вот и присел. Вениамин так расписывал кайф, что Ёж не устоял. – «После него вообще ничего не захочешь, потому что ничего лучше этого не бывает! Даже секс меркнет перед такими ощущениями. Глупо жизнь прожить и не испытать этого». Венька – парень головастый. Раз говорил так, значит, так оно и было. Он утверждал, что если с умом употреблять, то будешь жив и здоров. Не зарываться только, чтобы потом самого не зарыли. Полегонечку. Ситуацию не усугублять.
Теперь Сергей недочеловек, потому что управлять собой не может. Ширка им управляет. Мозгами и чувствами, здоровьем и совестью.
У Вениамина папа чертовски богат и сынок соответственно всегда при деньгах. Был он щедрым, иногда скопом всех корешей наркотой угощал. Зелье ему не помешало школу с золотой медалью закончить и институт с красным дипломом. Вениамин всё про наркотики знал и всё перепробовал, даже кокс с героином, но предпочитал ширку, утверждал, что она не так разрушительна. Папа у него был важной персоной по дипломатической линии, хотел, чтобы и сын пошёл той же дорогой. Венька свободно говорил на трёх языках. Когда высветились проблемы с сыном, папочка – дипломат жестоко избил его. До кровавых соплей. Венька думал, что вообще убьёт. Потом в Москву его возил три раза, там несостоявшегося дипломата лечили по какой-то дорогущей американской программе. Дружок возвращался оттуда свежим и полным сил, чтобы вновь окунуться в сладкий омут.
Мать, вот, тоже старается, у неё только возможности другие, то есть, их нет вовсе. Святая она. Каждый идёт своим путём…
Веньку отцу выдали в морге после того, как он там больше месяца валялся неопознанный и невостребованный. Никто не знал, куда он пропал. С ним такое бывало. Мог уехать в Крым, там оттягиваться, мог к товарищу в Красноярск махнуть. В этот, его последний, раз его подобрали на улице, уже неживого. Самое интересное, что не от передоза ушёл. Он к этому был очень внимательный и осторожный. Замёрз просто Венька под кайфом – вот и весь цирк! Январь был. Важный папа очень боялся огласки. Похоронили тихо, а потом отец завёл молодую жену и родил с ней нового сына. Теперь будет свои ошибки исправлять в воспитании. Если успеет, конечно – дипломату за пятьдесят.
«…Неужели осудят? Иду по статье «Изготовление и распространение наркотиков». До восьми лет лишения свободы. Если так, выйду к тридцати годам, стариком почти… Ломка частично прошла, но мозги требуют кайфа. Мать передала свитер, он его загнал за амфетамин. Надо что-то придумать…»
« Ма, я в больнице. Кашель сильный. Здесь все кашляют. Лекарств нет, дают только детскую микстуру. Нужны антибиотики. Передай синие спортивные штаны, продай мою гитару и передай денег. Надо лечиться. Ёж.»
Вера подозревала, что это
« Ёж, твоя изоляция – последняя моя надежда, Ты понимаешь? Не проси денег! Антибиотики я сама куплю, напиши, какие нужны. Ты должен себя перебороть. Пожалей меня! Ведь всё можно поправить. Всё! Тебе ещё детей надо после себя оставить. Надо быть здоровым, надо работать. Может, это Бог нам послал такую ситуацию во имя твоего спасения. Знаешь, о чем я мечтаю? Грех о таком матери мечтать! Чтобы дали тебе срок. Только это тебя спасёт. Больше ничего».
«Мама, ты не представляешь как мне плохо! Найди Дашку, скажи, что я очень жду с ней свидания. Не волнуйся. Всё будет путём. Я конечно тряпка, но попробую.
Дашка сейчас может жить у Николаевых. Это на улице Минина, кажется 35-й дом. Ещё её можно в сквере найти. Там ещё могила неизвестного солдата. Возле туалета, того, что со стороны трамвайной остановки всегда тусня. Ёж».
Дашка – это ненавистная гадина! Старше сына на пять лет. Но не в этом дело. Конченая наркоманка, лицо серое, ключицы торчат, зад с кулачок, волосы тусклые, посеченные, раз в месяц мытые. А была, судя по всему красавицей – глаза зелёные, брови вразлёт, пальцы длинные, аристократические. Уморила тело наглухо. Говорила мало, вся в себе, в своих ощущениях: то отходняк, то взлёты. Передвигалась медленно, говорила медленно, привидение какое-то. Вера её тоже спасала, когда та вознамерилась сигать с восьмого этажа. Серёжа тогда на кухне лежал, на топчане, и только вяло так сказал матери: «Пойди за Дашкой. Она полетать пошла». И начал в смехе корчиться. Хихикает, остановиться не может. Вера неслась наверх, не чуя под собою ног. Дашка уже окно открыла, лезла на подоконник, белая, как снег. Вера еле успела. Зачем надо было успевать? Вцепилась в идиотку, стянула на пол и давай по щекам хлестать… А той хоть бы хны! Лётчица. Глаза пустые. Мычит что-то, смеётся…
Дашка в их жизни появилась два года назад. Сергей привёл. Вместе зелье варили, вместе оттягивались. Любовь… Любовь???
Дашка стала жить в Вериной квартире. И без того несчастная мать решила это чудовище стерпеть. Ради Ежа. Дашке всё было пополам. Где живёт, с кем спит… Дочка передовой городской учительницы, Сивохиной Марины Петровны. Гремела на всю область училка – грамоты, медали за добросовестный труд на ниве просвещения. Всех воспитывала, а дочку прозевала. Марину Петровну Вера хотела взять в сообщницы, чтобы всем разом навалиться. Отыскала телефон. Позвонила: «Даша живёт у меня. Давайте вместе бороться!» Ответ сразил: « Я уже отборолась! Мне безразлично, что она делает и где живёт. Мы вычеркнули её из нашей жизни. Её уже нельзя спасти. От неё одно горе. Уж лучше бы умерла! Отплакали бы и освободились. А так… Отец с инсультом слёг, инвалидом стал. Мне бы теперь младшую оградить. Не нужна она нам! Выдохлась я! Извините!» И гудки: ту-ту-ту-ту. Вот и весь разговор.
Вначале Ёж приходил, приводил это чудо-юдо… Вера супом их кормила, чаем поила, а потом лежала в постели, вслушивалась – что там? А там ничего… Укололись и забылись до утра…
Прорыдала Вера после того звонка целый день, решила, что пусть уж вдвоём на кухне колбасятся, на глазах. Так и стала двух наркоманов кормить.
Где и с кем сейчас эта учительская дочь? У Николаевых её не было, зато Вера успела увидеть этот притон.
Дом без вещей и мебели. Вообще!!! Пахнет мочой. На грязном полу валяются два матраса, тряпки какие-то, одежда. Дочке Кристине два годика. Не ходит, а ползает. С синеватым оттенком кожи, неразвитая. С ней никто и никогда в жизни не гулял. Случайное рождение случайного ребёнка… Игрушек нет. Таскает с места на место тряпки и обувь. Штанишки мокрые, из носа течёт, кашляет. Кто и чем кормит дитя? Парень в жёлтой нечистой майке с черепом на груди, видно, Николаев, глава семейства с грязными руками и рыжей щетиной отломил горбушку от батона, сунул ребёнку. Малышка вцепилась в ломоть. Видеть это было невмоготу. В углу зашевелились тряпки.