На краю зимы

Хейфец Елена

Реализовав задуманное, Клим собрался в город. На станцию его провожали Татьяна и Шурка. Оба были огорчены. Татьяну потом затянула работа, а Шурка стал каждый день ходить на сельский вокзальчик вместе с Кошкой и там ждать Клима.

Клим же забыл про своё обещание, как только сел в поезд. Да и мало ли что дураку можно сказать? Он сам уже и не помнит ничего…

Время летело быстро. Осыпалась осень. Большие Липки жили своей обычной размеренной жизнью. Крестьяне собрали урожай, вошли в зиму и стали ждать весны, чтобы продолжить свой тяжкий труд. А Шурка видел свои сны про краски и всё ходил и ходил на станцию. Возвращался в сумерках с тем, чтобы назавтра прийти сюда вновь, пристально глядя туда, где сбегались рельсы, превращаясь в чёрную

точку. Когда он видел приближающийся поезд, то начинал всхлипывать и радоваться, как ребёнок, раскачиваясь, приседая и хлопая в ладоши. Но не все поезда останавливались в Больших Липках и это было очень плохо. Он считал, что как раз в этом едет художник с красками. Шурка вглядывался в окна, стараясь поскорее заметить Клима и показать ему, где он стоит. Когда поезд притормаживал на пару минут, из него с большими сумками выскакивали торопливые люди, но Клима среди них не было. Народ разбегался по своим домам, поезд ехал дальше, а Шурка оставался на платформе ждать следующего. Грянули морозы. Шурка сменил пальто на зимнее, и одел валенки. На станцию его всегда сопровождала Кошка. Она деловито шагала по маленькому перрончику, мяукала время от времени и вместе с хозяином находилась в ожидании. Шурка мёрз, но в крохотное вокзальное зданьице не заходил, боясь пропустить поезд. Днём уходил, чтобы накормить кабана, после чего вновь брёл на станцию, а за ним тащилась Кошка.

Начало года для Клима было каким-то нелепым, нескладным. Машка ушла. Не к кому-то, а от него. Вернуть не удалось. Свобода преобразовалась в одиночество. Картины не писались. Тоска разъедала душу.

В один из таких беспросветных для него дней случился в Климовом мозгу неожиданный переворот, ставший итогом трудных многодневных размышлений. Среди прочих картин для продажи встретилась ему та, на которой изображена была Шуркина хата. Все до одной ушли, а эта затерялась. Ёкнуло сердце. Была она солнечной, и веяло от неё теплом. Вспомнил Шурку, скорее не столько его самого, сколько радость, которую доставил горемычному человеку. Бывает, оказывается, и такое – радость от чужой радости. Вспомнил христианскую мудрость: «Что отдал, то твоё…» и от того, что обещание не выполнил, захлестнуло вдруг чувство стыда, требуя немедленных действий.

Собравшись в одночасье, он сел в поезд до Липок. Клим вёз краски, бумагу и кисти.

Подъезжая к станции, в окно он увидел, как по пустому перрону двигается странная фигура. Человек в женской одежде, перевязанный большим пуховым платком, в валенках и потрепанной ушанке, шагал по перрону. Он торопился, подпрыгивал, радовался чему-то, махал поезду рукой, внимательно всматриваясь в окна. За ним, стараясь не отставать, семенила тощая серая кошка…

Формула любви

Тишина многолика. Она может быть звонкой и умиротворённой, как в летнем лесу. В ней человек не одинок, а живёт со всем миром сразу. А есть тишина другого сорта – вязкая и бесперспективная. Её подкармливает одиночество. Такая тишина прокрадывается внутрь и там оседает холодной моросью.

Только очень равнодушный человек не страдает от одиночества. За окном предчувствие весны – природа ликует, поёт и пляшет. Анне не повезло. Сегодня её тишина – это тишина одиночества. С ногой в гипсе лежит человек на диване и пытается спланировать день. А как его спланируешь, если жестокая судьба решила её обездвижить в один из самых удачно складывающихся моментов жизни? На горизонте маячила командировка за рубеж в качестве переводчика. Так долго разруливала ситуацию, прогибалась и в глаза заглядывала, чтобы поехать… Теперь поедет другой молодой специалист. А она ещё месяц, как минимум, будет дёргаться по квартире на одной ноге, и зависеть от окружающей среды. Анна села на стул возле окна, открыла форточку. Ветер оглушил весной.

В оконном квадрате, между начинающих зеленеть берёзовых ветвей был виден птичий клин. Как на картинке в Димкином букваре. Гуси

наверное. Или журавли.

Почему эти патриоты в чужих краях не остаются? Там всегда тепло, всегда сытно. Нет, они обязательно возвращаются. Пример для подражания. Кто и когда вложил в их птичью суть, что надо летать именно так – клином, а не иначе? Миллионы лет они так летели и, вот, сейчас… Планету терзали землетрясения, потопы, вымирали мамонты с динозаврами, люди что-то изобретали, воевали и мирились, а пичугам хоть бы хны – у них свой распорядок. Надо лететь так, а не иначе…

– Из всего плохого, что с тобой происходит, – думала Анна, – надо извлекать хорошее. Не поехала в загранкомандировку, зато впереди месяц больничного. Можно отлежаться и ни о чем не думать. А так бы бегала по иностранной державе за людьми в строгих пиджаках, переводила бы их умные мысли. Жила бы по чужому расписанию – ни в магазин заскочить, ни в кафе. Теперь есть повод классику перечитать, которая даёт нам определённую модель мира. Хорошая литература даёт хорошую модель. Книги надо перечитывать. Фиксировать свой рост.

Вечером придёт Верочка, одна из подруг, принесёт еду. Она внимательна и окружает заботой, словно одеялом укутывает. У Анны в жизни есть два верных человека – Верочка и Майя. На удивление абсолютно разные: ”боевые стервы”, как охарактеризовал этот союз один из бывших Майкиных мужей. «Мы таковыми не рождаемся», – сопротивлялись подруги, – «Это вы потом их из нас делаете. При нормальных мужиках и бабы нормальные!» Майка – стоматолог. У неё частный кабинет. Чинит народу испорченные зубы. Анна всегда удивлялась: «Как можно работать стоматологом? Каждый день неприятные впечатления!»

Майка абстрагируется. Зато деньги идут хорошие. У неё волчья хватка при ангельском обличье. Сейчас в Майке вызревает новая страстная любовь! В середине дня был от неё звонок. Голос тихий, бесцветный, словно больной.

– Ты что не здорова? – спросила Анна.

– Да!

– Что случилось?

– Болит душа, Анька. У меня роман, хотя в том-то весь ужас, что его ещё нет! – промямлила подруга.

–Не поняла ничего. Что происходит?

–Ничего не происходит… Говорить, собственно, не о чем. У нас был случайный, безумный ситуативный секс на работе, и всё. Ну ситуация так сложилась! Теперь я не ем, не сплю, ничего не готовлю, не живу вообще. Я кажется, умираю, Аня. Умираю, потому что он не звонит, а я жду. Я жду его звонка с утра и до вечера, и ночью тоже.

Майке за всю её жизнь не один мужик не изменил. Не успевали. Она действовала по известной фразе: «Поступай с другими так, как не хочешь, чтобы успели поступить с тобой!». Майка обрастала любовниками, как ракушками – днище корабля.

– Майя, что это за «безумный ситуативный секс?» Это когда совсем без мозгов? Хороша – воспользовалась служебным положением, угрожая кариесному мачо бормашиной!

– Это ты брось. У него прекрасные зубы, просто человек следит за собой. Он серьёзный бизнесмен. Там всё как надо – накачан, ухожен и прочие славные характеристики… – Майка томно вздохнула.

– Нечего трепаться по телефону! Давно бы приехала.

– Что привезти? – Майкин голос был лишён жизни.

– Пиво привези: у меня в холодильнике роскошный лещ лежит, замаялся тебя ждать.

Майка у Анны – подруга из «прекрасного далёка», ей всё можно рассказать, обо всем поведать, но эгоистична до крайности. Делает всегда только то, что хочет, к чему душа зовёт. А если не зовёт, то простите, это не к ней. К этому Анна привыкла. Майка позвонит только тогда, когда ей это будет нужно. Знает прекрасно, что она тут хромоногая валяется в четырёх стенах, но ни слова о том… Просто сейчас у неё другие проблемы. Но Анна, как и Верочка, на этих её особенностях не зацикливаются. Потому что знают, что в большом и серьёзном на неё можно положиться. А тут нога! Подумаешь… Мелочи… А на фоне Майкиной очередной любовной истории тем более… Сегодня хромая, а завтра всё о`кей. Делов-то…