На краю зимы
Шрифт:
В их кухню иногда до десяти человек набивалось, ширку варили.
«Не можешь изменить мир – измени своё отношение к нему». Вера не хотела, не могла изменить своё отношение к этому, она просто приспосабливалась. Во имя сына.
Вера ненавидела всю эту ораву, приходящих молодых людей, превращающихся на глазах в полуживотных с низменными инстинктами, пускающих слюни, пустым взглядом, беззубых, серых, валяющихся на заблёванном ими же полу, совокупляющихся, обгаженных. Какая брошюра сможет описать эту вакханалию, эти страшные оргии? Какие рекомендации могут дать господа, изучающие социальное зло в институтах, имеющие благополучных детей, разумных и правильных?
Вера всё терпела
Что она могла? Рыдания, мольбы, уговоры… Денег на лечение нет. У людей убирала и в магазине. А ещё медсестрой по специальности… Этого хватало на элементарные нужды. А сын всё тащил из дома. В минуты просветления просил прощения, стоял на коленях. Он всегда рос очень добрым мальчиком… «Последний раз! Попробую соскочить…» А потом всё шло по-прежнему.
Она видела, как он менялся. Серело лицо, дрожали руки, глаза отсутствовали… Никаких интересов, никакой жалости, мыслишки коротенькие, ничтожные – полная деградация.
Один человек из их компании смог с наркотика соскочить – Вадик. Ценой смерти матери. Дорогая цена. Она была немолодой с единственным и поздним ребёнком. Помучалась с сыном, настрадалась вволю. Трёхкомнатную квартиру продала, чтобы было на что лечить. Таскала Вадика к экстрасенсам, гипнотизёрам, бабкам-говорушкам, в церковь водила, умоляла, рыдала, в ногах у сына валялась… А потом выдохлась… Закончился золотой запас материнского долготерпения. Приволок в очередной раз вмазанный Вадик себя домой, а там мама под потолком висит. С тех пор не кололся ни разу! Нашла таки несчастная женщина способ как сына вытащить из наркотического рая.
Вера столько раз Ежа с того света доставала – не счесть! Как-то он дошёл до дома и упал на пороге. Она уже знала, что делать. Укол, массаж, снова укол, скорая помощь. У неё всегда всё было наготове – лекарства, шприцы… Помогал опыт медсестры. И любовь…
С тех пор Вера все время жила в страхе. Решила для себя – пусть лучше дома кайфует, чем неизвестно где. Она всегда спасёт. Когда он рядом, спокойнее – знает, что живой. Шприцы одноразовые покупала, заклинала, чтобы чужими не пользовался. СПИДа боялась. Иначе жить было невозможно…
Работать Ёж нигде не мог. Даже сторожем. Разгружал иногда в овощном магазине машины. Как-то украл два ящика апельсинов, чуть не посадили. Вера взяла в долг, расплатилась. Опять спасла сына.
У Веры была двоюродная тётка, жившая в селе. Тоже Верой звали. После очередного раскаяния уговорила сына поехать на месяц к ней, чтобы побыть вдали от друзей и соблазна. Договорилась с тёткой. Ёж согласился. Сама осталась дома, нельзя было не работать – и так еле тянули. Но разве можно было предугадать, на что может пойти изголодавшийся наркоша? Второго дня вечером звонок хозяйке, где Вера пол мыла: «Забирай сваво наркомана! Что-то с собой сделал – лежит, не дышит. Может, помер».
Как быть? Ужас заморозил Веру всю – до последней клеточки. Перехватила денег, взяла такси и через час была в селе. Сергей как упал, так и остался лежать на полу. Тётка поднять его не смогла. Скрючился сынок, ноги к груди поджал и молчит, весь дрожит, руки судорогой свело.
– Серенький!! Что ты сделал??? Говори! Я должна знать!
В ответ молчание.
Пульс есть. Слава Богу! Губы в кровь искусала, чтобы не выть. Успеть бы! Успеть! У Веры все было с собой. Уколола. Не помогает. Снова уколола. Начал хрипеть. Вот она его жизнь у матери в руках, и сейчас она тихо уходит из её сына.
Что делать? В селе ночь кромешная, нигде ни огонька. Кто сюда поедет, какие врачи? Никто! Тётка зудит под ухо «Урррод!!! Хочет сдохнуть, пусть сдыхает! Нечего и спасать! Переплачешь, всё легче будет, чем так…».
Хорошо, что такси не отпустила: предполагала, что надо будет в город везти. Денег тогда намотало столько, что Вере пришлось продать свою золотую цепочку – последний материн подарок, – и обручальное кольцо.
Что за зелье, что с собой сделал? Надо знать, чтобы объяснить врачам, чтобы понимать, как лечить. Метнулась на кухню и всё поняла. У тётки на серванте стояли сухие маковые стебли с коробочками. Остались после праздника Маковея. Полгода уж пыльному букету. И в голову старой дуре не пришло, чтоб выбросить! Нарочно не придумаешь! Ведь знала про Верину беду, знала зачем Ежа к ней отправляет. Сергей растворителя не нашёл, варил дрянь с какой-то химией, которую в шкафу в бутылочке нашёл. Что за яд побежал по Ежовым венам? Что за смертельную отраву сварганил?
В городе две недели Ёж лежал под капельницей. Отказывали почки. Он их почти что напрочь уничтожил. Совсем не хотели работать, перестали бороться. Врачи сказали, что утрачена восстановительная способность организма.
Вера билась, как раненая птица. Когда сына выписали, в охапку его – и в карпатский санаторий, минеральную водичку попить. Впервые обратилась к своему бывшему мужу за помощью. Отец всё-таки. На удивление тот дал денег, в первый и последний раз.
Молодость брала своё. Порозовел Сергей, боли в пояснице утихли, кровь в моче исчезла. Вместе со временем, проведённым в больнице прошло уже два месяца как он жил без дури. Вера буквально держала его за руку. Куда он, туда и она. В храм ходила вместе с сыном. Молилась ежедневно. К психологу его водила. Сын был послушен и выполнял все, что мать с ним делала. Тише воды, ниже травы… Изменения были налицо. Аппетит прорезался, девчонки санаторные с ним кокетничали, да и он на них заглядывался, на танцы по вечерам вместе ходили, чтобы сына отвлечь молодыми забавами. Все под неусыпным контролем. Вера лелеяла мечту, что организм, избавившись на какое-то время от ежедневной отравы, раздумает убивать себя дальше. Но Ёж перед самым отъездом резанул правду матку: «Мам, ты не надейся, что я брошу наркотики. Я не могу без них. Сколько здесь с тобой живу, столько мечтаю, что когда в город приедем, я кольнусь. Все время об этом думаю и ничего не могу c собой поделать. Я очень старался. Ты же сама видишь. Не хочу, чтобы ты зря надеялась. Это сильнее меня! Прости!» Сказал и заплакал. Плакал долго, отчаянно, уткнувшись Вере в плечо.
«Жизнь прожить не поле перейти»? А если оно минное, это поле? Не знаешь куда шагнуть, чтобы не рвануло…
До отъезда Вера лежала в номере с опухшим от слёз лицом в отупении и безысходности. Ёж исчез на целый день. Искал дурь. К вечеру появился под кайфом. Заглянула в кошелёк, а там денег нет, десять рублей осталось – как раз на булочку с чаем в поезде. Все деньги просадил. А что есть-то по возвращению? Дома пшено и две банки варенья…
Сергей лежал на твёрдых вонючих нарах в душной камере набитой ждущими суда людьми. Среди них многие шли по статьям, связанными с наркотиками. Кое-кто здесь не впервой, знают порядки, просвещают, кого что ждёт впереди, и как себя вести.