На крючке

На одном из первых занятий на журфаке нас попросили написать портретный очерк о ком-то из однокурсников. Обязательным условием было – составить его так, чтобы сразу не стало понятно, о ком речь. И когда среди прочих преподаватель зачитал на занятии текст о человеке с жесткими на ощупь волосами, принципиальным и «несгибаемым, как карандаш» характером, который до сих пор читает бумажные газеты, я понял, что это про меня. Автором очерка была Алина – староста нашей группы, светловолосая миловидная девушка с голубыми глазами. На лекциях она

обычно садилась позади меня и трогала мои волосы, и я не придавал этому никакого значения. До этого момента.

После моих последних отношений, которые закончились депрессией, запоем и походами к психотерапевту, прошло больше года, и я по-прежнему был один. Думаю, что поэтому внимание Алины и ее легкий флирт в универе так задели меня за живое. Я отчаянно нуждался в любви, и мозг уцепился за первую же соломинку, которую увидел, не сильно раздумывая, соломинка это или случайно упавшая рядом ветка.

Быстро вспомнив, что у Алины есть парень, я понял: у меня нет шансов. Ну, или почти нет. Он учился в Питере и приезжал только на каникулы, а я виделся с ней пять дней в неделю. Но механизм был уже запущен, и вместе с мыслью о заведомом поражении появилось ставшее уже привычным желание нажраться. Поэтому на следующий день я опоздал с похмелья на пару по фотоделу, а в рюкзаке лежала бутылка недопитого «бэлса». По странному стечению обстоятельств Алину угораздило прийти ровно тогда же, и до аудитории мы бежали уже вместе.

– Давай сядем тут, – сказала она, указав на пустовавшую первую парту, словно так и планировалось. Словно я ее подружка.

Я принял предложение, но быстро пожалел об этом, ведь время от времени в ходе занятия стал замечать боковым зрением на себе ее взгляд. Даже тогда, когда она не смотрела, а просто ложилась на парту, рассыпая по ней свои длинные волосы. Каждое такое наблюдение прожигало изнутри, превращалось в паранойю. Я чувствовал, будто меня истыкали тысячью мелких ножичков в грудь, к горлу подкатывала тошнота, и не мог думать ни о чем, кроме выпивки, лежавшей в рюкзаке. Видимо, мои ощущения немного выдавало выражение лица.

– Ты чего такой серьезный? – улыбнувшись, спросила Алина.

– А тебе что? – очень грубо ответил я.

– Да, так, ничего… – Последовала вполне логичная реакция, и до конца занятия мы просидели молча.

Не секрет, что на журфаках и филфаках, как правило, пацанов можно пересчитать по пальцам. Иногда, одной руки. В этом смысле мне повезло, и со мной в группе оказался еще один парень по имени Паша – крупный, одевавшийся в просторные худи и зауженные темные джинсы. С момента знакомства на подготовительных курсах по журналистике я понял, что мы подружимся: он так же был увлечен политикой, хорошо разбирался в истории, играл в видеоигры и мог поддержать почти любой разговор. Так и случилось, и если бы не он, то ей богу, я бы сошел с ума в коллективе из тринадцати девушек.

После звонка я предложил Паше взять кофе в столовке. Шедшая рядом Алина бурно изъявила желание пойти с нами. Я холодно ответил что-то вроде: «Ну ладно». Мы взяли у буфетчицы пакетики растворимого и залили его горячей водой из кипятильника, стоявшего рядом на столике. Однако цель моего похода была вовсе не в кофе, и Паша об этом догадался. Поэтому, когда одногруппницы с Алиной уселись за стол, мы быстро их покинули и направились в туалет, где в одной из кабинок

я подлил в напиток вчерашнего вискаря. Принял еще немного чистым, затем отпил вместе с кофе. Почувствовал тошноту и приятное тепло, разлившееся по телу. Когда алкоголь подействовал, мне сделалось гораздо лучше, и я смог без проблем сдать чтение по английскому на зачет и написать коллоквиум по литературе.

Ноябрь подходил к концу, и пронизывающий ветер обдирал последние деревья. Небо цвета промокшей половой тряпки громыхало над головой, обещая дождь. На почту пришел ответ от редактора местной провластной газеты, куда я посылал материал про то, как нашего знаменитого и за пределами Воронежа афориста Аркадия Давидовича, городского сумасшедшего и автора мема «Ты втираешь мне какую-то дичь», кинули помощники. Я тогда случайно познакомился с ним на улице, когда тот подсел ко мне на скамейку, и, узнав, что я учусь на журфаке, предложил взять у него интервью. Редактор сказал, что материал не напечатают, но в их холдинге мною заинтересовались и «приглашают на работу».

Если первая новость меня не удивила, так как я уже получил до этого несколько отказов, то от последней – отвисла челюсть. От таких предложений, тем более на первом курсе, нельзя отказываться, и я поспешил отметить его, допив оставшийся виски. Под вечер, когда протрезвел, меня вновь затошнило, и в груди набух камень, а из глаз стали капать слезы. Я подумал: «Мне не нужна работа в государственном издании. Мне нужна девушка». Когда рассказал о своих переживаниях по поводу Алины матери и Паше, они оба посоветовали просто пообщаться с ней «как с другом». Долго не решался ей написать, но, когда стало совсем невыносимо, все же зашел в диалог.

За день перед этим Алина попросила сбросить фото моей контрольной по русскому, и когда я выполнил ее просьбу, отправила несколько синих сердечек. Конечно, у девушек есть привычка швыряться этими смайликами направо и налево, и в этом не было никакого дополнительного смысла, но, уже заглотив крючок влюбленности, я хватался за любые знаки, говорившие о возможности чувств. Поэтому я спросил, не издевается ли она.

– Это любовь к самому интеллектуальному одногруппнику! – ответила Алина.

– Точно, издеваешься, – подметил я, и это сообщение висело последним.

Она была онлайн. Я написал:

– Слушай, я не всегда такой серьезный и грубый. Мне просто плохо было на первой паре, так что извини, если с утра буркнул чего-то.

– Ой, это так мило. А я даже не помню, когда ты чего буркал на меня. Ты про что? – спросила она.

– Ты сказала, что я «серьезный», ну а я что-то буркнул в ответ. Просто ты в очерке тогда написала, что характер у меня «жесткий», и я не хочу, чтобы ты думала, что я только такой вот, – ответил я.

– Ну и забыли, – подытожила Алина и поставила улыбающийся смайлик. – Ты жесткий, на первый взгляд, но ты хороший человек. И добрый. Я написала общее представление в тексте, а свое отношение не стала включать. Было бы лирично, и писать много.

– А что именно ты бы написала? – поинтересовался я.

– То, что ты еще и хороший, – приятно удивила меня Алина.

В этот момент в комнату зашла мама и спросила, не хочу ли я ужинать. Я наорал на нее и резко хлопнул дверью. «Ты злой и жестокий человек!», – крикнула она через дверь.